И сразу же они стали разговаривать друг с другом по-прежнему грубоватым тоном. Внимание Жака было поглощено ею, но он все время к ней придирался, обижал ее, потешался над ее промахами в игре и с явным удовольствием ей противоречил... Женни не оставалась в долгу, причем говорила совершенно несвойственным ей голосом - каким-то фальцетом. Ей ничего бы не стоило отказаться от такого неучтивого партнера, однако она и не думала отстранять его, - напротив, упорно добивалась, чтобы последнее слово оставалось за ней. И когда все остальные игроки стали разбредаться на завтрак, она обратилась к Жаку, сказав задорным тоном:
- Я выиграю у вас вчистую четыре партии!
И проявила такой боевой пыл, что Жак проиграл со счетом четыре - ноль.
Успех сделал ее великодушной.
- Да это не в счет, вы просто еще не натренировались. Отыграетесь как-нибудь на днях.
Голос ее снова звучал глуховато, как обычно. "Какие мы с ней еще дети", - подумал Жак. Он был счастлив, что у них обнаружилась общая слабость. Для него словно блеснул луч надежды. Ему стало стыдно, когда он вспомнил, как вел себя с Женни; но когда он стал раздумывать, как же вести себя иначе, то так ничего и не придумал, - никогда, верно, не быть ему естественным при ней; а ведь именно с ней, а не с кем другим ему так страстно хотелось быть самим собою.
Когда они вышли из клуба, ведя велосипеды, пробило двенадцать.
- До свидания, - сказала она. - Поезжайте. А мне так жарко, что я боюсь, как бы на велосипеде мне не стало дурно.
Он не ответил и продолжал идти рядом.
Женни не любила навязчивости; ее стало раздражать, что она не может отделаться от спутника, когда ей этого хочется. А Жак ни о чем не догадывался, думал, что с завтрашнего утра снова станет ходить на теннисную площадку, и все никак не мог решить, как же объяснить ей, отчего он снова берется за игру.
- Теперь, когда я вернулся из Турени... - начал он в замешательстве. Тон у него уже не был насмешливым. (Женни еще в прошлом году заметила, что он почти всегда перестает ее поддразнивать, как только они остаются вдвоем.)
- А вы ездили в Турень? - спросила она, чтоб поддержать разговор.
- Да, на свадьбу к приятелю. Вы его знаете; ведь я у вас с ним и познакомился - это Батенкур.
- Симон де Батенкур?
Она старалась припомнить и вдруг сказала тоном, не терпящим возражений:
- Он мне не понравился.
- Вот как! Почему же?
Таких расспросов она не любила.
- Вы чересчур строги, он славный малый, - не дождавшись ответа, сказал он. Но тут же передумал. - В сущности, пожалуй, вы и правы: уж очень он посредственный.
Она подтвердила это кивком головы, и он был осчастливлен.
- А я и не знала, что вы с ним подружились, - сказала она.
- Простите, это он подружился со мной, - поправил Жак с усмешкой. Произошло это однажды вечером, когда мы возвращались уж не помню откуда. Было очень поздно. Даниэль отстал от нас. Тогда Батенкур вдруг стал изливать мне душу - ни с того, ни с сего. Рассказал все подряд так доверчиво, как доверяют свое состояние банкиру и говорят при этом: "Займитесь моими делами, я всецело полагаюсь на вас".
Она слушала его с любопытством и теперь уже не думала, как бы от него отделаться.
- Вам часто случается выслушивать подобные признания? - спросила она.
- Да нет. А почему вы спрашиваете?.. Впрочем, пожалуй, да. - Он улыбнулся. - По правде говоря, довольно часто. - И он добавил с некоторым вызовом: - Вы удивлены?
И он был растроган, когда она спокойно ответила:
- Ничуть.
Порыв теплого ветра доносил до них аромат садов, мимо которых они шли, запахи дымка, сырого перегноя, терпкий запах цветов, согретых солнцем, индийской гвоздики и гелиотропа. Жак молчал, Женни снова спросила его:
- Итак, выслушивая его признания, вы его и женили?
- Да нет, это было совсем не так. Я сделал все, чтобы помешать этому нелепому браку. Она вдова, лет на четырнадцать старше, и у нее есть ребенок! Родители Батенкура даже порвали с ним, но так ничего и не добились.
И он вспомнил, что однажды удачно применил к своему приятелю слово "одержимый" в том смысле, как его понимают церковнослужители:
- Батенкур прямо одержим этой женщиной.
- Она красива? - спросила Женни, и было ясно, что она не воспринимала двойного значения словца Жака.
Он так долго молчал, что она недовольно заметила:
- Вот не думала, что поставлю вас в такое затруднение, задав этот вопрос!
Он все продолжал размышлять и даже не улыбнулся.
- Не могу сказать, что она красивая, она просто страшная. Другого слова не могу найти. - И, помолчав, воскликнул: - Люди преинтересные создания! Тут он поднял глаза на Женни и увидел, что она удивлена. - Да, правда же, продолжал он, - все люди необыкновенно интересны! Даже те, на которых никто не обращает внимания. Замечали ли вы, когда разговор идет об общих знакомых, сколько подробностей, важных, многое объясняющих в данном человеке, ускользнуло от вашего собеседника? Вот оттого-то мы так мало понимаем друг друга.