Семья Тибо (Том 1)

- У меня все же были сомнения. Я думал посоветоваться с врачом. Я почти так и поступил. То есть нет: не будем бояться истины. Я убедил себя, что в этом нет необходимости, повторял себе все, что мне говорил Лор. Я всячески старался отвертеться от этого. Однажды, в гостях у приятеля, я повстречался с одним врачом и, наведя разговор на эту тему, заставил его еще раз подтвердить мне, что бывают случаи полного излечения. Большего мне и не требовалось, чтобы отбросить всякие опасения... - Он снова запнулся. - К тому же я говорил себе: женщина в таком возрасте может уже не опасаться, что у нее... что у нее... будет ребенок...

Рыдание сдавило ему горло. Не опуская головы, он сидел неподвижно, со сжатыми кулаками, и мускулы его шеи так напряглись, что Антуану было видно, как они двигались. Остановившийся взгляд блестел от слез, которые не скатывались по лицу. Он сделал усилие, чтобы заговорить, и прерывающимся, душераздирающим голосом пробормотал:

- Мне жаль... этого малыша... доктор!

У Антуана сжалось сердце. К счастью, сильное волнение почти всегда переходило у него в какое-то опьяняющее возбуждение, выражавшееся в безотлагательной, необузданной потребности принять какое-либо решение и действовать.

Он ни секунды не колебался.

- Но... в чем же дело? - спросил он с хорошо разыгранным удивлением.

Он поднимал и хмурил брови, притворяясь, что очень рассеянно следил за рассказом и не совсем хорошо понимал, что именно хотел сказать его собеседник.

- Что же общего между этой... неприятностью, которая с вами когда-то случилась и от которой вы со-вер-шен-но излечились, и... недостатком, быть может, вполне излечимым, вашего ребенка?

Эрнст смотрел на него, совершенно ошеломленный.

Лицо Антуана озарилось широкой улыбкой.

- Послушайте, если я верно вас понял, сомнения эти делают вам честь. Но так как я врач, то разрешите мне говорить без лишних церемоний: с точки зрения науки они... просто абсурдны!

Учитель встал, точно хотел приблизиться к Антуану, и стоял теперь не шевелясь, с напряженным взглядом. Он был одним из тех людей с богатой и глубокой внутренней жизнью, которые, когда в них западает какая-нибудь мучительная мысль, не могут отвести ей определенного места, а отдают свое сердце целиком. За те долгие годы, что его грудь терзали чудовищные угрызения совести, в которых он не осмеливался признаться подруге, разделявшей его пытку, - это была первая минута облегчения, первая надежда на лучшее.

Антуан угадывал все это. Но, опасаясь более обстоятельных расспросов, которые принудили бы его к более подробной и трудной лжи, он решительно переменил разговор. Казалось, он считал совершенно бесполезным задерживаться на этих унизительных предположениях.

- Мальчик родился до срока? - спросил он неожиданно.

Собеседник его заморгал глазами:

- Мальчик?.. До срока?.. Нет...

- Роды были трудные?

- Очень трудные.

- Щипцы?

- Да.

- А! - заметил Антуан таким тоном, точно он напал на важный след. - Это обстоятельство может многое объяснить... - Затем, чтобы окончательно пресечь разговор на эту тему, он прибавил: - Ну, покажите-ка мне вашего малыша.

Он встал и направился в приемную. Но Эрнст быстрыми шагами устремился к нему, загородил дорогу и положил руку на его рукав.

- Доктор, это правда? Правда? Вы мне это говорите не для того, чтобы... Ах, доктор, дайте мне честное слово... Честное слово, доктор...

Антуан обернулся. Он увидел на его лице выражение мольбы, в котором к безумному желанию поверить уже примешивалась безграничная благодарность. Все существо Антуана охватила особенная радость, радость действия и удачи, радость, овладевающая всяким, кто совершает доброе дело. Он еще посмотрит, что можно будет сделать для мальчика. Но по отношению к отцу - никаких колебаний: во что бы то ни стало надо освободить несчастного от столь бесплодного отчаяния!

Поэтому он глубоко заглянул в глаза Эрнста и промолвил тихо и очень серьезно:

- Честное слово.

И после краткого молчания отворил дверь.

В приемной сидела пожилая дама в черном, тщетно старавшаяся удержать на коленях темнокудрого шалуна, на котором в первую минуту сосредоточилось все внимание Антуана. Услышав звук отворявшейся двери, ребенок перестал играть и уставился на незнакомца черными глазами, большими и умными; потом он улыбнулся; потом, смущенный собственной улыбкой, отвернулся с немного испуганным видом.

Антуан перевел взгляд на мать. Столько печали и кротости было в ее поблекшем лице, что оно казалось красивым, и он тотчас же подумал, наивно растроганный: "Ну что ж!.. Надо только взяться за дело... А хорошие результаты всегда возможны!"

- Пройдите, пожалуйста, в кабинет, сударыня!

Он сочувственно улыбался. Ему хотелось еще на пороге подать этой бедной женщине милостыню - подбодрить ее. Он слышал за собой тяжелое дыхание учителя и, терпеливо придерживая поднятую портьеру, смотрел, как приближаются к нему мать с ребенком. Душа его сияла. "Какое чудесное ремесло, черт возьми, какое чудесное ремесло!" - повторял он себе.

X. Служанки г-на Тибо