Семья Тибо.Том 1

Ей хотелось сказать: «Присядь же!» Но как раз в это мгновение она не сумела поймать его взгляда и не решилась.

Стараясь держаться как можно свободнее, Жак оглядывал мебель, безделушки, маленький алтарик, поблескивавший позолотой. Ему вспомнилось утро приезда, когда он искал себе убежище в этой комнате.

— А хорошенькая у тебя комната, — ласково произнес он. — По-моему, у тебя раньше этого кресла не было, да?

— Мне его твой отец подарил на день рождения, когда мне исполнилось восемнадцать. Разве ты его не узнаешь? Оно стояло на верхней площадке в Мезон-Лаффите. Под часами с кукушкой!

Мезон… Вдруг он ясно увидел лестничную площадку на верхнем этаже, щедро залитую светом, врывавшимся сквозь стеклянную крышу, — там круглое лето на закате грозно, как потревоженный улей, жужжали мухи. Увидел он также часы с кукушкой и гирями; услышал, как на тихой лестнице каждые четверть часа смешно кукует деревянная птичка… Значит, то время, что он был далеко, все оставалось для них таким же! А сам он разве не остался прежним, и если изменился, то самую малость? Разве с первой минуты своего возвращения не ловил он себя десятки раз на том, что чисто рефлекторно повторяет свои прежние жесты? Скажем, манера вытирать ноги внизу о половичок, потом громко хлопать входной дверью, сначала вешать пальто сразу на оба крючка, вбитые бок о бок, а уж потом зажигать электричество… А когда он ходил взад и вперед по своей комнате, разве каждое движение не было подсознательным воспоминанием, оживающим в жесте?

Жиз искоса поглядывала на это скрытое в полумраке беспокойное лицо, на эту челюсть, на эту шею, на эти руки.

— Какой ты стал сильный, — вполголоса произнесла она.

Он обернулся, и улыбка тронула его губы. В глубине души Жак отчасти кичился своей силой, особенно еще и потому, что все детство был хилым мальчиком и страдал от этого. И вдруг, повинуясь неосознанной мысли, вернее, тоже рефлексу, он воскликнул, и сам удивился своему воспоминанию:

— «Майор Ван дер Куип обладал незаурядной силой».

Лицо Жиз озарилось радостью. Десятки раз они, дети, перечитывали вместе надписи под гравюрами своей самой любимой книжки: приключения происходили в лесах Суматры, где бравый голландский майор одним махом уложил страшенную гориллу.

— «Майор Ван дер Куип по неосторожности заснул под сенью баобаба!» — весело подхватила Жиз и, откинув голову назад, зажмурила глаза, широко открыла рот, так как, если верить гравюре, майор храпел.

Оба расхохотались и, смеясь, смотрели друг на друга, забыв продолжение, наслаждаясь возможностью черпать воспоминания из этой забавной сокровищницы их детства, принадлежавшей только им двоим.

— А картинка с тигром, — продолжала она, — ты ее порвал, когда обозлился!

— Да. А почему порвал?

— Потому что рассмеялся как сумасшедший прямо в лицо аббату Векару!

— Ну и память же у тебя, Жиз!

— А я тоже, — проговорила она, — я тоже хотела, правда попозже, приручить «тигриного младенца» и, засыпая по вечерам, воображала, будто баюкаю своего тигренка в объятиях…

Наступило молчание. Оба продолжали весело улыбаться. Жиз первая посерьезнела.

— И все-таки, — начала она, — а все-таки, когда я вспоминаю те времена, я не обнаруживаю в памяти ничего, кроме длинных, бесконечно длинных, ужасно скучных дней… А ты?

Сейчас вид у нее был болезненный, — сказалась температура, усталость, этот внезапный скачок в прошлое, — и эта томность как-то удивительно вязалась с ее позой, ласковым взглядом, с южным цветом лица.

— Нет, правда, — продолжала она, заметив, что Жак не ответил и только нахмурил брови, — просто ужасно, чтобы ребенок так скучал. А потом, к четырнадцати — пятнадцати годам скука исчезла. Сама не знаю почему. Внутренне. Сейчас я, например, не знаю, что такое тоска. Даже когда… — Она подумала: «Даже когда я несчастна из-за тебя», — но ограничилась только: — Даже когда что-нибудь не ладится…

Жак понурился и, глубоко запустив руки в карманы, молчал. Этот экскурс в прошлое вызвал в нем внезапный приступ злопамятства. Все, что довелось ему пережить, не заслуживало снисхождения. Нигде никогда не чувствовал он себя, в отличие от Антуана, уверенным, на своем месте, вообще на твердой почве. Повсюду чужой. И в Африке, и в Италии, и в Германии. Даже в Лозанне почти так же, как и повсюду… Не только чужой, но и преследуемый. Преследуемый родными, преследуемый обществом, условиями жизни… И еще чем-то, ему неизвестным, что жило в нем самом…

— «Майор Ван дер Куип…» — начала было Жиз. Она с умыслом старалась удержать беседу на уровне детских воспоминаний, потому что не могла промолвить ни слова о воспоминаниях более поздних, хотя именно они владели ею. Но она замолкла, поняв, что из этого пепла не возгорится пламя.