Семья Тибо. Том 2

— Я уже распорядился, Дени подаст вам молоко… Итак, раз мы обедаем вместе, спешить некуда. Начинать полагается с начала. Как все это произошло? Я думал, что вы на тихом участке.

Антуан досадливо пожал плечами.

— Это-то и нелепо. В конце октября я мирно работал в Эперне, где мне поручили организовать — перст судьбы! — госпиталь для отравленных газами. Меня поразило, что в ходе последних операций на участке Шмен-де-Дам — мы тогда только что заняли Мальмезон, Парньи — среди отравленных газами, которых направляли ко мне, оказывалось большое количество санитаров и братьев милосердия. Это казалось странным. Я решил проверить, принимаются ли достаточные меры предосторожности против газов в санитарных пунктах и выполняет ли обслуживающий персонал наши указания. Я не поленился и проявил усердие. Корпусный врач был мне немного знаком. Я добился разрешения провести обследование на месте. И вот, возвращаясь из инспекционной поездки, я и попался… как дурак. Боши устроили сильную газовую атаку как раз в тот момент, когда я ехал обратно с передовой, — первая неудача. Вторая неудача — погода была сырая и теплая, несмотря на то, что дело происходило в октябре. А вы знаете, что сырая погода усиливает действие иприта вследствие образования кислоты.

— Дальше, — сказал Филип. Он уперся локтями в колени, положил подбородок на руки и продолжал внимательно присматриваться к Антуану.

— Я торопился возвратиться на командный пункт дивизии, где оставил свой автомобиль. Мне не хотелось идти ходами сообщения, которые были забиты подразделениями, только что прибывшими на смену, и я решил сократить путь. Было абсолютно темно. Минут двадцать я бродил по окопам, куда уже проник газ. Подробности опускаю…

— Что, у вас маски не было?

— Конечно, была. Но маска чужая… Должно быть, я ее неправильно надел. Или слишком поздно надел… У меня была только одна мысль — найти свой автомобиль… Когда же наконец я добрался до КП, я немедленно выехал… Гораздо разумнее было бы зайти в дивизионный госпиталь и прополоскать горло содой.

— Конечно, без всякого сомнения.

— Но я не подозревал, что отравлен. Только через час я почувствовал покалывание в горле и под мышками. Мы вернулись в Эперне среди ночи. Я тотчас же сделал смазывание колларголом и лег спать. Я все думал, что это пустяки. Но оказалось, что бронхиальный ствол задет сильнее, чем я предполагал… Смотрите, как все это нелепо получилось! Я предпринял поездку, чтобы проверить, принимаются ли необходимые меры предосторожности, а сам даже не потрудился соблюсти элементарные правила…

— Н-да, — заметил Филип. И так как ему очень хотелось показать, что он тоже в курсе дела, сказал: — А наутро — явления со стороны глаз, пищеварительного аппарата и так далее?..

— Ни то, ни другое. Наутро почти ничего. Только легкая эритема под мышками. Накожные явления в довольно доброкачественной форме. Никаких пузырей. Но в бронхах оказались глубокие поражения, что открылось только через несколько дней. Остальное вам понятно. Ларинготрахеит усиливается с каждым днем… Острый бронхит с образованием налетов — классические последствия заболевания. И так в течение полугода.

— А голосовые связки?

— В самом плачевном состоянии. Вы же слышите мой голос. А ведь сегодня я еще могу говорить, потому что целый день возился с горлом. Обычно же — полная афония.

— Воспалительное поражение голосовых связок?

— Нет.

— Нервное поражение?

— Тоже нет. Афония вызывается утолщением голосовых связок.

— Очевидно, оно и мешает вибрации. А вы принимали стрихнин?

— До шести и семи миллиграммов в день. Без всякой, впрочем, пользы. Но зато заработал отчаянную бессонницу.

А вы с какого времени на юге?

— С начала года. Из Эперне меня послали сначала в госпиталь в Монморийон, потом в эту самую клинику Мускье около Грасса. Это было в конце декабря. Легкие, казалось, начали зарубцовываться. Но в Мускье у меня обнаружили склероз легких. Одышка очень быстро приняла мучительный характер. Без всякой видимой причины температура вдруг поднималась до тридцати девяти и пяти, до сорока, потом вдруг падала до тридцати семи и пяти. В феврале у меня был сухой плеврит с кровянистой мокротой.

— И температура перестала колебаться?

— Нет, не перестала.

— Чему вы это приписываете?

— Инфекции.

— Скрытой?

— Или хронической, кто знает.

Их взгляды встретились, глаза Антуана вопросительно блеснули. Филип положил руку ему на плечо.

— Нет, нет, Тибо. Если вы думаете, что у вас то самое, вы ошибаетесь. Легочный туберкулез, насколько я знаю, никогда в таких случаях не развивается. Вы должны знать это не хуже, чем я. Отравленный ипритом заболевает туберкулезом только в том случае, если у него раньше, до отравления газом, наблюдались симптомы этой болезни… А у вас, к счастью, — добавил он, подымаясь с места, — не было никаких патологических изменений со стороны дыхательного аппарата!

Он успокоительно улыбнулся. Антуан молча наблюдал за ним. Вдруг он поднял на своего учителя взволнованный, полный горячей признательности взгляд и тоже улыбнулся.

— Да, я знаю, — сказал он, — и это мое счастье!