Семья Ворон

И вот Люк стоит перед толпой неотесанных хулиганов, которые довольно потирают кулаки и угрожающе пощелкивают суставами пальцев. Бак стоит прямо перед Люком, задрав широкий плоский нос и силясь разглядеть противника поверх жирных щек, загораживающих впалые глаза.

– Куда ты вчера так быстро слинял, Кровус? – выкрикивает какой-то невидимка из-за спины товарищей.

– Сегодня не выйдет!

– Да, мы тебе собираемся все кости перемолоть, – поделился планами какой-то недалекий тип, стоящий за Баком.

– Сразу не уйдешь, Кровус!

– Ты нам за все ответишь!

Люк молча смотрел на это стадо, ожидая, пока смолкнет последнее мычание. Затем он загадочно улыбнулся и слегка встряхнул волосами.

– Джентльмены, давайте разойдемся по мирному и тогда я вас не трону.

Мысленно он попытался заложить себе уши. Не получилось, и он едва не оглох от хрюканья, ржания и визга, которыми представленный перед ним сброд попытался выразить смех. Дождавшись пока шум хоть немного стихнет, Люк продолжил:

– Вы же не хотите, чтобы я наслал на вас воронью чуму?

Снова хохот, хоть и не такой громкий, как в первый раз. Бак слегка наклонил голову, чтобы ему был лучше виден Люк и оскалил желтые кривые зубы.

– Какой еще чумы, Кровус?

– Ужасная болезнь, – твердо ответил ему Люк, заглядывая своим черным глазом прямо в душонку Бака. – От нее тают мышцы, обвисает живот, а спина выгибается назад. Приходится ходить, выгнувшись назад и задрав голову к небу, ничего не видя перед собой. Мало того, от нее кожа начинает нестерпимо чесаться, а ногти превращаются в страшные когти, – продолжил он своим жутким, но холодно-спокойным голосом. – В итоге вы сами с себя заживо сдираете всю кожу. Клочьями. Некоторые в порыве чесотки даже выдирают себе куски мяса и некоторые органы.

Толпа притихла. Люк улыбнулся смелее.

– Человек умирает очень-очень медленно, раздирая самого себя по кусочкам и не видя ничего перед собой кроме неба. Затем у вас отваливаются ноги и руки от непосильной работы ходить в неудобной позе и постоянно чесаться. А зуд продолжается – он становится еще нестерпимее и ужаснее. Но вы не можете ничего сделать, чтобы как-нибудь ослабить его и умираете в муках, корчась и крича от боли.

Шайка растеряно оглядывается. Они хуже малых детей – верят людям с тихим голосом, боятся катафалков и скрещивают пальцы, получая контрольные работы. Бак складывает свои горилльи ручища на бочкообразном животе.

– Я никогда про такое не слышал, – заявляет он.

Люк таинственно кивает.

– Еще бы – врачи никогда не говорят о таком виде чумы, чтобы не сеять панику. Ее переносят вороны, поэтому она так и называется. Они должны пролететь двенадцать раз над своей жертвой, а на тринадцатый раз они выкрикивают слово «проклятье», и все, ты неизлечимо болен.

– Но птицы не умеют говорить, кроме попугаев, – вставляет какой-то умник.

Люк отвечает коротким смешком.

– Эти умеют.

Парни растеряно переглядываются, некоторые задирают головы и смотрят на небо. Бак замечает это и хмурится.

– Да не слушайте вы его! – взревел он, стараясь подбодрить свою команду. – Круши ему кости, и никакие вороны нам ничего не сделают! Вперед, парни!

Но он сам успевает сделать лишь один нетвердый шаг. Люк поднимает к небу кулак и кричит:

– Чума!

К ужасу собравшихся, ему на руку тут же приземляется крупный черный ворон. Он привычно цепляется черными когтями за кулак Люка, наклоняет голову и смотрит на притихших хулиганов блестящими черными, как тьма глазами. Такими похожими на темные глаза Люка. Ворон переглядывается с Кровусом и неодобрительно щелкает клювом. Пробус стоит на одном месте, во все свои крохотные глазки смотря на птицу.

– Что за черт?! – выкрикивает кто-то за его спиной.

Словно жуткий попугай смерти ворон громко и хрипло повторяет:

– Черт!

Вздох ужаса не успевает прокатиться по всем собравшимся, как с неба пикируют еще два ворона – не такие крупные, как первый, но без сомнения вороны. К ним присоединяется ворон Люка, и тройка птиц начинает кругами проноситься над головами собравшихся. Люк громко считает вслух:

– …два, три, четыре, пять…

Его едва не сбивают с ног пара крепких парней, успевших сообразить, что здесь не все чисто. Остальные, дернувшиеся было за ними, остановлены криком ворона:

– Стоять!

Оставшаяся девятка замирает, словно загипнотизируемые смотря на круживших над ними птиц. Три черных тени, скользящие по небу, три ангела смерти, три непроглядных пятна, загораживающих голубое небо.

– Девять, десять, одиннадцать, двенадцать! – торжествующе выкрикивает Люк.

Толпа сжалась поближе к Баку, словно малыши к свой няньке. Бак смотрит наверх с отвиснутой нижней челюстью.

– Проклятье! – хором кричат три ворона, совершая над несчастными последний, тринадцатый круг.

Они резко отлетают от них и садятся на Люка. Два поменьше – на плечи, самый крупный на поднятый кулак. Девять мальчишек смотрят на него, расширив перепуганные младенческие глаза и приоткрыв орангунтаньи рты. Люк ласково улыбается и смотрит на бледного, как замерзшая лягушка, Бака.

– Не злите моих птичек, – заключает он. – Встретимся через месяц на ваших похоронах.