Семидесятый меридиан

Если пересечь Инд по гребню плотины Гулам Мухаммада, наблюдая, как волны цвета кофе с молоком стремятся к океану, вы попадете в Джомшоро — вполне современный пригород, где расположены Синдский университет и один из крупнейших в стране медицинских центров. (В Пакистане всего 8500 врачей, один врач приходится на 6500 жителей.) Госпиталь в Джомшоро — база медицинского колледжа, который ежегодно выпускает более 100 квалифицированных врачей.

Над одним из зданий госпитального городка в 1968 г. появилась вывеска «Атомный медицинский центр». В нем я побывал во время одной из первых поездок по Синду. Все оборудование центра для диагностики и лечения тяжелых заболеваний прислано из Советского Союза, а его руководитель доктор Н. Кизилбаш проходил практику в Москве.

Слава о целительном атоме Джомшоро мгновенно распространилась по всему Пакистану. И если к сентябрю 1968 г. центр медицинской радиологии успел оказать помощь всего 65 пациентам, то через три года их было несколько тысяч.

Мне было особенно приятно услышать слова благодарности в адрес нашей страны не только от доктора Кизилбаша и генерала Гардези, который в ту пору был начальником госпиталя, но и от рабочего-текстильщика Калай-хана, вылечившегося от саркомы.

В университете в то время не было занятий. Поэт Муслим Шамим рассказал мне, какие самоотверженные усилия приложила интеллигенция Синда, чтобы сохранить древний язык синдхов, собрать поэтические и литературные произведения, навеянные песнями и легендами пустыни. Литературный факультет университета поэт назвал «цитаделью синдхи», хранителем традиций замечательного певца Синда — Абдул Латифа, творившего в XVIII столетии. Одновременно поэт с глубоким сожалением говорил о том, что только 40 процентов студентов университета — синдхи, а большинство лекций читается на урду или по-английски.

Великолепные мосты и плотины, весь облик Джомшоро мгновенно тускнеет, если въехать в черту «старого» города, хотя этот эпитет можно употребить только условно: Хайдарабаду немногим более 200 лет, он — один из самых молодых городов Пакистана.

Неподалеку от вокзала раскинулся пустырь Кичара-пар, застроенный редкими хижинами. Используется он как свалка для ржавых скелетов отслуживших свой век автомобилей. На первый взгляд место кажется необитаемым. Только женщина в лохмотьях сидит у порога одной из хижин, время от времени оглядывая все вокруг. Оказывается, Кичара-пар — крупнейший центр нелегальной торговли наркотиками и местным самогоном «катчи-шараб». С утра до поздней ночи сюда тайком пробираются сотни наркоманов. Единственная обязанность опустившейся женщины — поднимать тревогу, если в округе появится кто-либо, похожий на переодетого полицейского, или просто незнакомец. Окончив дежурство, она бесплатно получит инъекцию наркотика и немного еды.

О судьбе этой женщины рассказал как-то репортер газеты «Сан». Всего за год до этого она потеряла мужа, но у нее остался дом и немного денег. Виной всему оказался морфий. Деньги кончились, дом был заложен. Тогда женщина перешла на более дешевый наркотий — «ракету», а вскоре очутилась на Кичара-пар.

Наркотики и самогон — самые процветающие из незаконных видов бизнеса. Производство «катчи-шараб» обходится всего в пять рупий за маунд (37,3 кг), а продается он по пять рупий бутылка. В окрестностях Хайдарабада действует более 20 тайных винокуренных заводиков, множество складов и агентов. Имена их владельцев, как утверждала газета, хорошо известны полиции, но она ничего не предпринимает. Аналогичное положение и с «ракетными» капсулами, опиумом и марихуаной. Уничтожить преступные логова невозможно без активного участия самых широких кругов общественности.

После Хайдарабада оба шоссе сливаются в одно: дорога бежит вдоль Инда к пальмовым рощам Суккура, рисовым полям Ларканы и памятникам Мохенджо-Даро.

Идет уборка осеннего урожая — «харифа». Повсюду над метелками созревшего риса склонились фигурки людей, не покидающих поле даже в часы полуденного зноя. Все делается вручную. Не менее примитивно ведутся обмолот и вспашка.

На этот раз мы сворачиваем в небольшой городок Тандо-Джам. Я попросил знакомого профсоюзного деятеля Шамима Васти представить меня живому помещику. (По статистике газеты «Бизнес рикордер», в стране 63 348 помещиков). Итак, впервые в жизни я разговариваю с помещиком. Мир Расул Вахш Тальпур — представитель одной из старейших фамилий Синда. Беседа проходит на веранде возле скотного двора. Рослый человек лет пятидесяти в ослепительно белой рубашке сразу после неожиданного для него знакомства (Шамим привел меня неожиданно) переходит в атаку:

— Я не помещик, я рабочий, помогающий стране развивать сельское хозяйство. Мой прадед Джамхан, поселившийся здесь, бесплатно раздавал землю, — говорит он. — Таких, как я, не так уж много. Больше тех, что лежат в своих городских домах под кондиционерами и стригут купоны.

— Какое у вас хозяйство?