Семилетка поиска

– Да уж закопалась с этими истребителями, выяснила все от истории создания. Могу уже про них дисер писать. Поеду лучше поизучаю живую жизнь…

– Знаешь, Лен, я вот иногда думаю, что ты хотя и оторва, но своим дочерям я все-таки желаю твоей жизни, а не своей, – вдруг грустно сказала Катя.

– Эволюционируешь с термоядерной быстротой! Глядишь, скоро так и подстрижешься под человека и крем на морду намажешь.

– Не дождешься, – фыркнула Катя и укрылась за шутку: – «У вас морщины, сухая кожа, кривые ноги? Успокойтесь, бутылка водки, подаренная мужу, мгновенно вернет вам былую свежесть и привлекательность…»

Дверь открыла немного осунувшаяся Лера, Елена протянула ей мандарины.

– Стал немножко повеселей, – отчиталась Лера, потом кинула взгляд, означающий «думаешь, я не понимаю, чем ты с ним за закрытой дверью занимаешься, но мое место тебе все равно никогда не занять», и добавила: – Но быстро устает.

Елена кивнула, подарив ей взгляд «а мне твое место и не кажется привлекательным…».

Врача в гостиной уже не было, капельницы тоже. Патронов полусидел в постели, играл тихий джаз, на коленях стоял ноутбук. Елена наклонилась поцеловать его, увидела на экране компьютера игру со стрелялками.

– Видишь, впал в детство, – словно оправдался он.

– Заживает? – погладила она его по забинтованному плечу.

– Как на собаке… Столько времени провалялся, аж трясет, как подумаю. Рассказывай, что новенького? Как слетала?

– Слетала нормально. Вот теперь отправляют в Бишкек, там американцы военную базу ваяют.

– То есть прилетаешь ты в Бишкек, легко приходишь на базу, включаешь диктофон, и тебе все дают интервью? – скривил он губы.

– Это твои журналисты так представляют себе профессию, – засмеялась Елена. – А у меня схема другая. Сначала три дня созваниваюсь с одними, потом они – с другими, потом другие сводят меня с третьими…

– Я и говорю, иди ко мне работать, любые деньги заплачу, – напомнил он.

– Работу со спаньем путают только те, кто ни работать, ни спать не умеет…

– Кстати, о спанье. Я тут в компьютере такую порнуху нашел – пальчики оближешь! – похвастался Патронов как-то по-детски. – Знаешь, мне вообще все это мое лежание напоминает, как я в пионерском лагере заболел воспалением легких. И вот валяюсь в изоляторе, а всем меня жалко, мне все приносят самое вкусное, самое лучшее…

– Ну, показывай свою порнуху, властитель дум, – улыбнулась она.

– Смотри. – Он пробежался пальцами по клавиатуре, загрузился фильм.

Сначала две истошно выбеленные девицы весело совокуплялись с двумя неграми в косичках; потом голый гермафродит в женском парике преследовал безгрудую азиатку по кладбищу; потом толстяк запаковывал толстушку в целлофан, тащил в глубокую грязную лужу, там распаковывал и приходовал… Елена ценила хорошую порнуху, но этот карнавал совершенно не цеплял. Она почему-то все время думала, воспользовалась толстуха перед съемками дезинфицирующими свечами или нет. А вдруг не воспользовалась?

– Ну, как тебе? – радостно спросил Патронов и погладил ее по коленке.

– Живенько… – пожала она плечами и отодвинулась.

– А хочешь, сейчас найду, там один мужик в сарае корову топором рубит, а второй девицу трахает, а потом другой присоединяется?

– Вот только, пожалуйста, без рубки коровы. А то у меня все мысли будут о том, из какой части коровы лучше готовить жаркое, а из какой бульон.

– Чего-то ты какая-то неродная? И я тебя совсем не интересую, – насупился он, видимо, припоминая все приемы обиды во время лежания в изоляторе в пионерлагере.

– Критические дни, – вдруг резво соврала Елена. – Настроение подавленное, порнуха в глотку не лезет. Короче, приехала навестить боевого товарища!

– Жалко… А мне вот психолог сказал, порнухи как можно больше, нет лучшего витамина для восстановления психики после стресса. А то, знаешь, такая байда снится… Ору во сне, так что Лерка прибегает. Гемоглобин, говорят, низкий, гранаты есть заставляют.

– Что нового про себя и жизнь понял?

– Понял, что козел, что надо было первым стрелять…

– Ну совсем тупой, если только это понял.

– Да ладно, он теперь королем ходит, к Совету Федерации подбирается… Не морщи лоб, все равно не поймешь, кто это.

– Очень надо, – фыркнула она, хотя было жутко интересно.

– Не представляешь, как тяжело лежать и знать, что тебя сделали…

– Как писал Стендаль: «Вот такие минуты унижения и создают Робеспьеров…»

– Каких там Робеспьеров? Жив, и классно. А так представил себе, как по всем каналам рассказывают: «Безвременно ушедший был кристальным журналистом, другом и семьянином…» В моем кабинете портрет во всю стену в траурной рамке. Не долго. До нового хозяина… По всем новостям репортажи: у гроба икающие жены в черных очках и плачущие дети. А потом – дележка имущества, все чувствуют себя наколотыми и не разговаривают друг с другом до конца жизни…

В дверь постучалась Лера.

– Ну чего тебе? – рявкнул Патронов.

– Лекарство, – надменно ответила Лера и подала на подносике две таблетки и фужер с водой; успела отметить порнокадр на компьютере и совершенно безучастную в этом жанре Елену.

– Любопытная как кошка… – отметил Патронов.