Семмант

Я был жутко разочарован. Как-то сразу мне стало ясно, что и наша история совсем не глубока. Нам было некуда двигаться дальше — загадка Лидии, как загадка Давида, явно исчерпывала себя.

Это было обидно, где-то даже жестоко, но я не мог не признать очевидного факта. Она нуждалась во мне больше и больше, я же остывал и охладевал. Охлаждение обостряло взгляд, я видел фальшь в ее женской сути, видел белые нитки, скрепляющие куски разноцветного покрывала. Она слишком старалась защитить свой статус, убедить, что она лучше, привлекательнее, достойней. Все чаще мне в голову приходил вопрос: зачем? Зачем я с ней, зачем она мне, что связывает нас, в конце концов? Если бы сейчас она взбрыкнула и ушла, я едва ли стал бы за нее бороться. Расстался бы легко, вздохнув с облегчением. Был бы вежлив, немногословен и забыл бы номер ее телефона.

Но нет, уходить она не собиралась. Она жила Аделью и подчинялась мне. Гордилась этим и строила планы — того же мелко-романтического свойства. Они были оттуда, с узкого пятачка, истоптанного толпой.

Давай купим остров, говорила она мне. Необитаемый остров, будем на нем жить. Или — купим яхту, будем жить на яхте, плавать вокруг света, не задерживаясь ни в одном порту. Говорила, я стану твоим юнгой. Стану твоей помощницей, твоим хранителем, всегда буду у тебя за спиной!

Я посмеивался, но мне было скучно. Она вела свой поиск там, где ничего стоящего не осталось. Но сказать ей это я не мог: уж очень истово глядела она на меня, забившись в угол дивана — своими глазищами, в которых читались покорность и… Что-то еще.

В наших отношениях по-прежнему доминировал секс. Физически Лидия влекла меня до сих пор, к тому же и в постели она стала другой — бесстыдной и жадной, но очень послушной. Все мои причуды воспринимались на ура, все желания выполнялись с охотой. Она ловила каждое слово, каждый жест. Сама тоже придумывала кое-что, но подчиняться ей нравилось больше. Она любила повторять: я твоя шлюха. Иногда шептала даже: я твоя раба. Мне становилось неловко, я делал вид, что не слышу.

Мы перепробовали многое — игры, роли. Договаривались об образах, а потом импровизировали на ходу. К чести Лидии, она перевоплощалась лучше, чем я. Не иначе, в ней жила-таки актриса — большого калибра, хоть и узкого свойства. Порой, в игре, мне казалось: наконец-то! Я впервые вижу ее настоящей!

Иногда моя квартира превращалась в отель. Лидия переодевалась горничной, выходила к лифту — это была ее любимая роль. Она стучалась во входную дверь, будто это был гостиничный номер. Входила с подносом, на котором дымилась чашка: — Добрый вечер, сэр. Вы заказывали кофе?

Я бродил по комнате, как бездельник-аристократ — босиком, с трубкой в зубах. На мне были брюки Хуго Босс и рубашка от Валентино, расстегнутая наполовину. Я разглядывал гостью с прищуром, засунув руки в карманы, подходил поближе, неторопливо кивал.

Вот ваш кофе, сэр, — щебетала «горничная», глядя в пол. На ее губах играла полуулыбка.

Я работаю на этом этаже, — добавляла она, не поднимая глаз. — Я к вашим услугам — стоит лишь позвонить. Меня зовут Адель.

Ее флюиды заполняли комнату. Флюиды покорности, в которой часто кроется насмешка. Но тут, я знал, все будет без обмана. И бездельник в номере-люкс знал тоже — уж слишком выжидательна была ее поза.

Я садился в кресло, закидывал ногу на ногу. Повторял ей в тон: — Адель? Это какое-то редкое имя. Неси-ка сюда свой кофе!

Она подходила: — Вот, возьмите. — Потом роняла чашку — взаправду — на свой фартук, на мои брюки, рубашку. Мы все делали взаправду, так было смешнее.

Я всплескивал руками, гримаса ярости искажала мое лицо. Лидия-Адель вскрикивала в испуге и вдруг оказывалась совсем рядом.

Я испачкала вам одежду, — бормотала она. — И испачкала свою, смотрите! Я все постираю, прямо сейчас, снимайте. Снимайте ее с себя — и с меня тоже. О, кофе у вас на всем теле. Он был сладкий? Можно попробовать? Я плохая девочка, да?..

Или еще: из бездельника я превращался в пациента амбулатории. Лидия приходила вся в белом, с медицинским чемоданчиком в руках. От нее веяло прохладой, льдом. Веяло неприступностью, мятной свежестью. Сразу очень хотелось знать — что же у нее там, в чемоданчике?

Здравствуйте, — говорила она. — Я медсестра из госпиталя, с соседней улицы. Вы ведь звонили по поводу процедур? Меня зовут Адель, а вас? Позвольте, я вспомню: вы — Дефиорт?

Да, — отвечал я, ухмыляясь. — Иногда меня называют так.

Она мешкала в прихожей. Я подходил к ней ближе, трогал ее, будто бы невзначай, но тут же получал по рукам.

Пациенты-мужчины, — вздыхала «Адель», — они такие проказники, все до одного. С ними нужно быть начеку. Где тут диван? — вам придется лечь. Раздевайтесь, я отвернусь. Я хорошая девочка, не пяльтесь на мои бедра…

Я вновь тянул к ней руки — и она, не церемонясь, била мне по ладоням. Била и по ягодицам — вполне всерьез. Могла хлестнуть по лицу, изображая оскорбленную невинность. Но ее глаза блестели знакомым блеском. Я видел такой когда-то у нимфоманки Дианы.