Семнадцатая карта

— Там видно будет, — сказал Асм, — кого мы принесем в жертву.

А на сцене в это время сменились декорации. Женщина академик, вещавшая каждые пятнадцать секунд о полном падении курса американского доллара и Теро, радостно удивленного тем, что ему никто еще до сих пор не отрубил руки, появился высокий мужик с козлиной головой. Через каждые пятнадцать секунд он перебегал с одной стороны сцены на другую.

— Жи! — сказал Асм.

— Откуда ты знаешь? — спросил Волг.

— Кому же и знать, как не мне.

— А почему он молчит?

— Немой.

— Жи и немой?

— Здесь работает Малый Психологический механизм, — говорит Асм. — Он все уже сказал раньше.

— А почему у него на башке козлиная голова? — спросил Иг. Волг.

— Жи играет роль волка в овечьей шкуре.

У мелькающего на сцене мужика волчья шкура, волчий хвост, лапы, а голова козла с длинными рогами.

— Так тогда это должен быть баран!

— Ну он и есть баран.

— Баран с козлиной рожей, — неожиданно для самого себя сказал Ерофеев.

— А такие бывают? — спросил Иг Волг.

— Ну если рассуждать психологически, — начал Асм, — с точки зрения Средней Психологической защиты… — он еще немного подумал и продолжил: — Верно, очень, очень верно. Он и должен быть немым.

— А я думал, просто бараньей головы не нашлось, и ему дали козлиную, — сказал беспечный Иг Волг.

Опять появляется кордебалет. Они начинают задирать юбки, показывать зады зрителям и пердеть. Вонь при этом доходит до самых последних рядов. Зеки зажимают носы.

— Прекратите это издевательство! — кричит кто-то. — Ну сколько можно.

— Почему такая вонь? — спрашивает Иг Волг. — Кто это такие?

— Это переводчики и имитаторы детей, — читает Виктор Ерофеев в сценарии. И добавляет: имитаторы детского голоса.

— Что это значит? — спрашивает Игорь.

— Очевидно, это означает, что детский голос взрослый изобразить не в состоянии. Один взрослый не может.

— Это ужасно, ужасно. Какой ужасный перевод. Нельзя ли обойтись без кордебалета? Пусть лучше Жирик один носится по сцене.

— Вот замена. — Это сказал Эдуард Радзинский. Он протянул лист а-4.

По новому продолжению вместо детских переводчиков на сцену выходит сварщица в зеленой брезентовой робе. В каждой руке у нее по держателю, с зажатыми в них электродами. Дама кидает на лицо защитную маску и соединяет между собой электроды. Сноп искр попадает в пробегающего козла. Он хрюкает, отпрыгивает в сторону и замирает.

— Вопрос первый и он же последний, — говорит девушка из-под маски, обращаясь к Волку в Овечьей шкуре — хотя совершенно очевидно, что шкура у него Волчья. — Сколько получали юные сварщицы в СССР? Я думаю, что десять тысяч долларов в месяц. А вы? Итак, даю вам для размышленья одну минуту. Время пошло.

— Он немой! — крикнул записной стукач из седьмого отряда.

Волк в Овечьей шкуре сказал только одно слово:

— Дура!

Сварщица очень удивилась. Она сказала:

— Это был очень простой вопрос. Я думала, что так все думают. Если ты не слышал даже о таких вещах, я думаю, тебя надо принести в жертву.

Она щелкает электродами. Искры осыпают Жи.

Сажи обращается к залу. На крышу, где засел Зю с Ниной и Анпом не смотрит.

— Принести этого козла в жертву?

Никто сразу не решается опустить большой палец вниз. Она опять высекает фонтан искр.

— А я думала, так все думают.

Народ безмолвствует.

— Ну что ж. Я продолжаю думать, что все так думают. Поэтому поджарю этого козла, захватившего чужую славу, на вольтовой дуге. — Она бежит за Жи, высекая искры электродами. — И эта скотина не знает даже, что в СССР была зарплата десять тысяч долларов в месяц. — А я-то думала, что все так думают! — Сварщица в черной маске пытается догнать козла и ужалить его искрами.

— Тяжелый случай, — вздыхает Александр Генис.

— Но все же это лучше, чем детский порноперевод. Никакой понос так не пахнет, как пахло на этом сеансе жопоговорения. Я правильно произношу? — Камилла Палья поворачивается к Александру.

В подвале Татьяна Милюстиновна сечет Джоану Роулинг.

— Вы запорете ее насмерть, — говорит прохожий и исчезает в полутьме подвала.

— Это ты про кого написал? Кто это был? — спрашивает Сорокин.

— Этот прохожий, ты имеешь в виду? — в свою очередь спросил Пелевин. — Это гражданин Слапи.

— А что он там делает?

— Он там занимался культрегерством.

— Над кем?! Над мышами, что ли?

— Вероятно.

— Может изменить это имя как-нибудь?

— В худшую сторону? Невозможно. Что может быть хуже, чем Слапи?

Ужастиловна продолжает истязать Даму в Красивой Одежде. На заднице Джоаны материал уже треснул.

— В последний раз спрашиваю, сука, где в этом — слово на букву е — романе динамичный сюжет?! Столько разговоров! Сколько разговоров! Я, дура, думала, что здесь у нас увлекательный, развивающийся, динамичный сюжет. Ничего подобного! Ладно. — Она села, закурила, отдохнула, потом взяла новую розгу. — Ладно, — опять сказала учительница.

— Теперь скажи сучка, где тут у нас живые образы? А? Или ты покойников изображала?

— Это другой мир. В нем не может быть живых образов, — сквозь слезы отвечает миссис Роулинг. И вообще, живой образ существует только у Идола.

— Заткнись! — Татьяна затянулась и в бешенстве крикнула: