Читаем Сентябри Шираза полностью

Сентябри Шираза

Первый, во многом автобиографический роман Далии Софер «Сентябри Шираза» рассказывает о жизни Ирана восьмидесятых годов через историю семьи процветающего еврейского ювелира Исаака Амина, вынужденного после тюремного заключения и пыток бежать из Ирана.«Нью-Йорк таймс» включила «Сентябри Шираза» в список лучших романов 2007 года.

Далия Софер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза18+

Далия Софер

Сентябри Шираза

Моим родителям, Шимону и Фарах,

моим братьям, Йосефу и Альфреду,

моей сестре Орли

Глава первая

В один из теплых дней, установившихся этой осенью в Тегеране, Исаак Амин видит, как в его контору входят двое с винтовками, и первым делом думает: сдержать обещание — пообедать с женой и дочерью — не получится.

— Брат Амин? — спрашивает тот, что пониже ростом.

Исаак кивает. Несколько месяцев назад забрали его друга, Куроша Нассири, а недавно стало известно, что исчез пекарь Али.

— Мы здесь по приказу стражей исламской революции[1].

Коротышка наставляет винтовку на Исаака и идет на него, широко расставляя ноги.

— Брат, ты арестован.

Исаак закрывает учетную книгу. Смотрит на стол, на разбросанные папки, металлическое папье-маше, пачку сигарет «Данхилл», хрустальную пепельницу, чашку с недавно заваренным чаем, где плавают два листочка мяты, — вещи безучастны к тому, что происходит. Календарь раскрыт; Исаак глядит, не отрываясь, на сегодняшнюю дату — 20 сентября 1981 года

— на памятки: позвонить мистеру Накамуре насчет жемчуга, пообедать дома, в 15 плюс-минус получить партию черных опалов из Австралии, забрать туфли из сапожной мастерской — ничего из намеченного ему уже не выполнить. На другой странице разворота — глянцевая фотография мавзолея Хафиза в Ширазе. Под снимком надпись: «Город поэтов и роз».

— Можно посмотреть на ваши документы? — спрашивает Исаак.

— Документы? — усмехается коротышка. — Брат, не забивай себе голову ерундой.

Второй — он до сих пор молчал — делает несколько шагов.

— Ты ведь брат Амин? — спрашивает он.

— Да.

— Тогда, будь добр, следуй за нами.

Исаак снова разглядывает винтовки и, видя, что коротышка уже держит толстый палец на курке, встает и вместе с ними спускается по лестнице; пятиэтажное здание кажется до странности пустынным. Еще утром Исаак заметил, что из шестнадцати сотрудников на работу вышли только девять, но не придал этому значения: в последнее время все ведут себя непредсказуемо. А теперь он задумывается: где они? Неужто знали?

На улице Исаак чувствует, как жарят шею и спину солнечные лучи. Он спокоен, он невозмутим и напоминает себе: надо продолжать в таком же духе. Черный мотоцикл стоит у обочины, рядом с его блестящим, изумрудно-зеленым «ягуаром». Коротышка, глядя на элегантный автомобиль, ухмыляется, затем взбирается на мотоцикл, дает по газам и включает зажигание. Исаак садится за ним, второй солдат — позади Исаака.

— Держись, — говорит он Исааку.

Исаак обхватывает коротышку, другой солдат — Исаака. Исаак стиснут между ними, в живот его вдавливается костлявая спина одного, в спину — пузо другого. От горьковатого запаха их немытых волос Исаака мутит. Он отворачивается — глотнуть свежего воздуха — и краем глаза видит одного из своих работников, Мортазу: тот застыл на тротуаре как прохожий, повстречавший похоронную процессию.

Мотоцикл лавирует в потоке машин. Мимо Исаака проплывает город, он только теперь замечает, как Тегеран преобразился: вместо киноафиш и рекламы шампуня на стенах — огромные изображения священнослужителей; улицы, когда-то носившие имена шахов, теперь носят имена революционеров; вместо некогда франтоватых мужчин и женщин по городу ходят бородатые тени и черные чадры. В этот обеденный час воздух полнится ароматами кебаба и печенной на решетке кукурузы. Он частенько угощался здесь порцией горячего кебаба из барашка, иногда брал два десятка шампуров и приносил на работу — сотрудники собирались в кухне, ломтями хлеба снимали куски нежного мяса с шампуров, громко чавкали. Порой он присоединялся к ним и, хоть и не позволял себе так накидываться на еду, ему все же было приятно, что это он их здесь собрал.

Продавец, обмахивая мясо на шампурах, видит Исаака на мотоцикле и замирает в изумлении. Исаак оглядывается, но его похититель набирает скорость; у Исаака кружится голова, он едва не падает и крепче стискивает бока водителя.

Они останавливаются у неприметного серого здания, слезают с мотоцикла и заходят внутрь. Солдаты обмениваются приветствиями, и Исаака ведут в комнату, пропахшую потом и немытыми ногами. Комната маленькая, может, всего в одну пятую гостиной Исаака, стены ее выкрашены в горчичный цвет. Его сажают на скамью — там уже сидят человек десять. Исаака втискивают между мужчиной средних лет и парнем лет шестнадцати-семнадцати.

— И так тесно, а они еще подсаживают, — ворчит его сосед, будто бы про себя, но так, чтобы Исаак услышал. Исаак замечает, что, хотя сосед в пижамных брюках, на ногах у него туфли с носками.

— Как давно вы здесь? — спрашивает он, решив, что против него лично сосед ничего не имеет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза еврейской жизни

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза