Сентябри Шираза

Пока они ждут, за ними приглядывает другой охранник, с винтовкой на плече, густая черная борода скрывает половину его лица. Фарназ думает: до чего же он волосатый и до чего же много их таких — с заросшими жесткими, грязными волосами подбородками, щеками, шеями, — ими прямо как сорной травой покрылась вся страна. Из транзистора доносится проповедь: «Господи, уничтожь неверность и неверных! Господи, уничтожь врагов своих, сионистов!» Крышка от конфетной коробки хлопает на ветру.

Ворота распахиваются, появляется тот, первый охранник.

— Проходите, — говорит он.

Хабибе кивает под чадрой, бормочет про себя:

— Баше, дорост мише — ничего, все обойдется.

Охранник подводит их к столу, за которым сидит чиновник — он регистрирует их и записывает цель визита. К ним подходит женщина, проводит руками по телу Фарназ — начинает с плеч и спускается вниз: руки, грудь, талия, бедра, голени, лодыжки, ступни, а под конец просовывает руку между ног и средним пальцем медленно надавливает на трусики. Фарназ вздрагивает, но так как охранник с чиновником наблюдают за ней, прикусывает язык и вообще забывает, что он у нее есть.

В комнату вводят человека, глаза у него завязаны. Его подталкивают к столу чиновника, велят назвать свое имя.

— Вартан Софоян, — отвечает он, и Фарназ — она стоит рядом с ним — ахает: это тот самый пианист, который часто играл на приемах Кейвана и Шахлы.

— Знаете его? — орет охранник.

— Нет.

Осанка у пианиста прямая. Его длинные пальцы — она когда-то так восхищалась ими — покоятся на столе: помогают ему, незрячему, не упасть.

— Что же вы в таком случае ахнули, сестра Амин?

— Просто на нем эта повязка, брат… Вот я и испугалась.

Плечи пианиста чуть опускаются. Узнал ли он ее голос, думает Фарназ. Несколько лет назад — пианист тогда только окончил Венскую академию музыки — Кейван и Шахла познакомились с ним на приеме в тегеранском Театре оперы и балета имени Рудаки[12], пригласили его на один из своих вечеров, и он пленил всех гостей своим исполнением Рахманинова и Дебюсси. Армянин, высокий и худощавый, — таким в представлении Фарназ и должен быть музыкант, учившийся в Вене, — он понравился ей с первого взгляда. Узнав, что Фарназ любит петь и даже брала уроки, пока ей не исполнилось восемнадцать — тогда ее отец решил, что молодой женщине не пристало петь на публике, — пианист попросил Фарназ выступить с ним, когда он будет исполнять «Il pleure dans mon coeur» Дебюсси на слова Верлена. Песню Фарназ знала, в юности она разучила ее на уроках пения, потом напевала просто так, по утрам, пока готовила завтрак отцу или вечерами, когда, расчесывая волосы, думала, какой прок от красивого голоса, если его никто не слышит. «Il pleure dans mon coeur/ — начала она, когда Вартан заиграл. — Comme il pleut sur la ville;/ Quelle est cette langueur/ Qui penetre mon coeur?»

[13] Они имели успех, и вскоре между Фарназ и Вартаном установился своего рода ритуал — каждый раз при встрече Вартан задерживал ее руку в своей и спрашивал: «Как поживает моя певица?» Прикосновения длинных, гибких пальцев пианиста волновали ее — со времени первых встреч с Исааком в Ширазе она не испытывала ничего подобного. Исаак тогда читал стихи, очаровал ее рассказами о драгоценных камнях — он так много о них знал — и заставил ее поверить, что их жизнь будет такой же блистательной, как газели и самоцветы. Но пролетели годы, поэзия из их жизни ушла, драгоценные камни превратились в ограненные овалы, «маркизы», «звезды» и кабошоны, ее муж в человека, который мог обеспечить ей роскошную жизнь, а она в женщину, которая согласилась на такую жизнь.

К пианисту подходит охранник в маске, под мышкой у него папка. Он снимает с пианиста повязку, и Фарназ замечает, что на левой руке охранника недостает пальца.

— Брат Софоян? — спрашивает охранник. — Следуй за мной.

Вартан трет глаза, часто моргает. Увидев Фарназ, он хочет что-то сказать, но не решается.

Другой охранник в маске тащит Фарназ по темному, узкому коридору и вталкивает в комнатушку без окон, не больше кладовки.

— Вы знаете этого Вартана Софояна?

— Нет. Я пришла сюда, чтобы найти своего мужа.

— Софоян был дружен с шахской семьей. Он не раз выступал перед ними.

— Брат, скажите, где мой муж?

— А вы знаете, что с ним сделают, с этим пижоном? Он услышит свои сочинения на собственных похоронах!

Запертая каморка освещена одной лишь голой лампой без абажура, свисающей с потолка. Здесь может произойти все что угодно. И никто ничего не узнает. Сколько таких каморок в этой тюрьме, в этом городе, в этой стране? Может, Исаак сидит в такой же, может, он прямо за стеной. Фарназ думает о Вартане, о его учебе в Вене, о музыке, которую он хотел сочинить. Для чего все это было, если его жизнь оборвется здесь? Неужели здесь суждено родиться шедевру под названием «Реквием по Вартану Софояну»?

Охранник раскрывает папку.

— Итак, одно время вы были журналисткой, верно?