Дверь в камеру распахивается, входит охранник.
— Брат, следуй за мной.
Его ведут вниз по лестнице в пустую комнату, в ней два стула и стол. По одну сторону стола сидит Мохсен.
— Ну вот, брат Амин, мы и встретились снова, — говорит он.
Исаак не отвечает, и Мохсен продолжает:
— Может, в этот раз наша встреча пройдет удачнее. — Он протягивает Исааку бумагу и ручку. — Опиши-ка ты свою жизнь.
— Описать мою жизнь? — Исаак колеблется, прежде чем взять бумагу.
— Да, — говорит Мохсен. — Не торопись — времени достаточно.
Исаак садится, берет ручку — он давно не писал, уже отвык. Он уверен: Мохсен что-то затеял, впрочем, скоро все выяснится. Играй они в покер, Исааку, хотя на руках у него не бог весть какие карты, пришлось бы либо повысить ставку, либо выйти из игры. Итак, он соглашается играть по правилам Мохсена. Но как рассказать обо всей жизни в нескольких строчках? И тут его осеняет: он напишет некое подобие некролога — читая в газетах такие статейки в несколько абзацев, обычно думаешь: «Наверное, о жизни этого человека можно бы рассказать и побольше».
Он приступает к делу: «Меня зовут Исаак Амин. Я родился в портовом городе Хорремшехре, моих родителей зовут Хаким и Афшин. Я старший из троих детей. В юности я работал в конторе при нефтеперерабатывающем заводе в Абадане. Изучал литературу, поэзию, затем геммологию, после чего открыл собственное ювелирное дело. Хотел стать поэтом, но понял: словами сыт не будешь. Живу в Тегеране. Женат, имею двоих детей. Надеюсь еще увидеть семью».
Перечитав написанное, он думает: похоже, последнюю фразу я написал зря. Но если ее зачеркнуть, это может вызвать подозрения. И он передает лист Мохсену.
Пробежав лист глазами, Мохсен заключает:
— Уж очень коротко, брат Амин. Возможно, тебе есть что рассказать сверх этого.
— Я вам уже говорил, брат: я человек простой.
— А почему у твоих родителей всего трое детей? В прежние времена рожали много.
— Мои родители — нет.
— Как получилось, что твой брат — контрабандист, нарушитель закона? Ты будешь и дальше покрывать его?
— Клянусь, брат, я понятия не имею, где он.
Мохсен читает дальше.
— Хотел стать поэтом? Как романтично. И вот что любопытно, как это из поэтов получаются такие богачи?
— Брат, не исключено, что как для сочинения стихов, так и для огранки камней требуется известная толика идеализма.
— Тут ничего нет о друзьях, знакомых. Кто они? Кого ты приглашал на ужин…
— Брат, я по натуре человек замкнутый. У меня нет близких друзей. Я люблю проводить время с семьей, а то и вообще один.
— Значит, ты предпочитаешь одиночное заключение! Тогда тебе здесь понравится. — Он смеется, не отрывая глаза от листа. — А как насчет поездок в Израиль? — продолжает он. — О них ты не написал.
— Я не писал и про другие поездки, хотя много где побывал.
Мохсен подходит к двери, которую Исаак поначалу не заметил, открывает ее.
— А теперь послушай-ка, брат.
Он не сразу понимает, что это за звук. Собака, что ли скулит. Минута-другая, и голоса стихают. Слышны шаги, шорох бумаг. В комнату доносится резкий запах пота и крови. Кто-то говорит:
— Ну что, не передумал?
Ему что-то едва слышно отвечают, что — непонятно. И начинается: он отчетливо слышит, как кожаный ремень хлещет по телу, стоны — это их он поначалу принял за собачий вой. Удары становятся все сильнее, стоны — все слабее; с каждым взмахом кто-то повторяет:
— Отвечай, не то сдохнешь…
Мохсен, не закрыв двери, отходит к столу, стоит, скрестив руки на груди.
— Понял? — Нависает он над столом. — Вот что тебя ждет. А ну говори!
— Брат, что вы от меня хотите? Мне нечего сказать.
— Рассказывай, как шпионил на Израиль! И про братца своего не забудь. Где он?
Исаак молчит. Мохсен подходит к двери, за которой снова установилась тишина.
— Брат Мостафа, следующий.