Меня солдаты моей части очень любили; узость моего политического горизонта, мое постоянное желание, чтобы все было вот сейчас хорошо, моя тактика, а не стратегия, – все это делало меня понятным солдатам.
В броневой школе я был инструктором, проводил с солдатом время с 7 утра до 4 дня, и мы были дружны. Я подал Луначарскому отставку в очень торжественной форме, которая его, вероятно, удивила, и начал формировать броневой дивизион. Задача захватить броневые машины, – по существу дела, – возможная. Для этого нужно иметь своего человека при машинах, лучше – при всех машинах, но – во всяком случае – человека, который мог бы помочь в заправке и заводке машин, подготовить их. Потом нужно прийти и взять машины.
Захватывались броневые машины уже не один раз.
Их захватили в Февральскую революцию. Захватили большевики 3 – 5 июля, отбили тогда же у большевиков наши шоферы, приехав на учебном броневом «остине» с жестяной броней. Работали на испуг.
Захватили большевики во время октября, когда все были растерянны и нейтральны.
Должны были захватить броневики «правые» команды дивизиона до юнкерского восстания, но юнкера, которые действовали самостоятельно, их перехватили.
Въехав под предводительством Фельденкрейца в Михайловский манеж на грузовике, наша команда из школы шоферов опоздала на полчаса.
Таким образом, это предприятие технически возможное.
Я пошел к своим старым шоферам, они были везде, где были машины: в Михайловском манеже, в скетинг-ринге на Каменноостровском, в броневых мастерских. Впоследствии большевики неоднократно передвигали машины с места на место, например, одно время сосредоточили их в Петропавловской крепости, но наши люди следовали за своими машинами, а если их удаляли, то мы посылали других.
Дело в том, что среди шоферов очень мало большевиков, почти нет, так что первые комиссары в броневых частях или назначались со стороны, или из слесарей, а то из уборщиков.
Шофер – рабочий, но рабочий особенный, он – рабочий-одиночка. Это не человек стада: владение сильной и особенно бронированной машиной делает его импульсивным. 40 и 60 лошадиных сил, заключенных в машине, делают человека авантюристом. Шоферы – наследники кавалерии. Из моих же шоферов многие, кроме того, сильно любили Россию, и ничего больше России. Таким образом, у меня всегда были свои люди в броневых частях.
Дальше шло «окружение гаражей», то есть мы снимали вокруг гаража квартиры, чтобы иметь возможность, собравшись маленькими группами, незаметно выйти потом и войти в гараж.
Что мы думали делать дальше?
Мы хотели стрелять. Бить стекла. Мы хотели драться.
Я не умел делать шоколада.
А шоферы, кроме того, не любили уже начинающий слагаться тип комиссара; они возили его и ненавидели.
Они хотели стрелять.
Хуже шло в других частях организации. Старой армии уже не было.
В бытность мою в комиссии Зимнего дворца ездил я по полкам принимать последние остатки музеев.
Большинство полков разошлось, растащив вещи. Какая-то организация, из которой я знал одного Филоненко, посылала своих людей.
Это были полки Волынский, Преображенский и еще какой-то, который я забыл, и отдельно – Семеновский; его комплектовал кто-то мне неизвестный, и так умело, что полк не был разоружен до самого перехода на сторону Юденича.
Организация, к которой я принадлежал, не считала себя партийной; это все время подчеркивалось. Скорее это были остатки комитета по защите Учредительного собрания, так что в ней люди были по мандату частей, а не партий. Беспартийность организации особенно подчеркивал Семенов.
Комплектование полков шло довольно успешно.
Когда большевики потребовали у этих полков сдачи оружия, те отказались.
Ночью большевики пришли.
Полки стояли не вместе, а разбросанно, где один батальон, где другой. Ночевали в полку не все, многие пошли спать домой, это спокойней. Большевистские части подошли, кажется, к волынцам.
Часовой закричал «в ружье», но вооруженного сопротивления не последовало.
Были ли большевистскими те части, которые разоружили волынцев?
Это напоминает какой-то пример из латинского экстемпорале: «Не гуси ли были те птицы, которые спасли Рим?»
Но, может быть, эти части и были небольшевистскими. По крайней мере, броневик, посланный против волынцев, имел шоферами совсем не большевиков. Волынцы и преображенцы разошлись. Волынцы перед уходом взорвали казармы. Хвост старой армии был ликвидирован.
Начали создавать Красную Армию, одновременно разоружая Красную гвардию. Организация решила вливать в Красную Армию своих людей; людей решили посылать двух родов: крепких и бойких, которые должны были быть у начальства на хорошем счету, а среди товарищей пользоваться авторитетом, и плакс, которые должны были деморализовать части своими жалобами.
Очень хитро придумали.
Но посылать было, кажется, некого.
Удалось занять главным образом штабные места.