Сентрал-парк

Ошибка: вторник 8 октября, а не 15. Она вытерла мокрое лицо. У нее пылали уши. В голове загорелся красный огонек тревоги. С самого начала она преследовала не только Вона, существовал тайный, еще более коварный враг – она сама.

Перед ее мысленным взором побежала череда стоп-кадров.

Она увидела молодого работника ломбарда в Чайнатауне, еще этим утром повозившегося с часами Поля. «Я устанавливаю дату и время», – объяснил он, поменяв цифру 8 на 15.

А еще дата «15 октября» на календаре в доме Калеба Данна. Или дата на мейле Франка Мерашеля. Мелочи, которыми она пренебрегла…

Как такое может быть?

Внезапно она все поняла. Провал в памяти проглотил не одну-единственную ночь, как она воображала с самого начала, а не меньше недели.

Слезы мучения и гнева смешивались на лице Алисы с дождевой водой. Она по-прежнему держала Вона на мушке, но все ее тело скрутили судороги. Она пошатнулась, напряглась, чтобы не упасть, еще сильнее сжала рукоятку пистолета.

В голове снова замерцала перламутровая пелена с радужными блестками, но в этот раз она сумела поймать один ее угол и из последних сил рвануть. Пелена лопнула, ударил фонтан воспоминаний. Брызги стали медленно слипаться, образуя внятное полотно.

Темноту порвал сноп молний. Алиса на долю секунды повернула голову на свет, и этого хватило, чтобы Гэбриэл бросился к ней и повалил на капот «Шелби». Алиса нажала на курок, но пуля улетела в никуда.

Противник навалился на нее всей своей тяжестью, обездвижив одной левой. При новой молнии Алиса увидела в его руке шприц. В глазах у нее поплыло, во рту возник металлический вкус. Блестящая игла медленно приблизилась и воткнулась в вену на шее. Она не смогла ни отвернуться, ни даже шелохнуться.

Гэбриэл надавил на поршень, сыворотка ударила, как сильный электрический разряд. От невыносимой боли мысли сразу спутались, память померкла. Казалось, вся она превратилась в живой факел, сердце заменила граната с сорванной чекой.

Ослепительная белая вспышка.

Увиденное сразу после вспышки повергло ее в ужас.

Она потеряла сознание.

Я помню…

Три месяца назад

12 июля 2013 года

Столица охвачена ужасом.

Неделю назад в вечерний час пик в Париже произошел кровавый террористический акт. Камикадзе, опоясанный нашпигованным взрывчаткой ремнем, подорвал себя в автобусе на улице Сен-Лазар. Результат кошмарен: восемь убитых, одиннадцать раненых.

В тот же день на станции Монпарнас-Бьенвеню 4-й линии метро нашли рюкзак с начиненным гвоздями газовым баллоном. К счастью, саперы сумели обезвредить бомбу, беда была предотвращена. Но паника вспыхнула, как пожар.

Всех преследует призрак покушений 1995 года. Каждый день множатся эпизоды эвакуации людей из исторических мест. О «возвращении террора» кричит пресса, с этого начинается каждый выпуск тележурнала новостей. SAT, антитеррористический отряд уголовной полиции, забыл про сон, он неутомимо прочесывает квартиры исламистских, анархистских, ультралевых лидеров.

В принципе, меня это не касается – пока Антуан де Фуко, заместитель командира SAT, не просит меня поучаствовать в допросе подозреваемого, чье трижды продленное содержание под арестом подходит к концу. В начале 70-х годов, когда только начиналась его карьера, Фуко не один год проработал с моим отцом; позже их пути разошлись. Он был одним из моих наставников в полицейском училище, возлагал на меня большие надежды и приписывал мне достоинства дознавателя, которых в действительности я была лишена.

– Ты нам нужна, Алиса.

– Что именно я должна делать?

– Мы уже три дня тщетно пытаемся разговорить этого типа, но он молчит, как могила. Вся надежда на тебя.

– Почему? Потому что я – женщина?

– Нет, потому что ты знаешь, как это делается.

В обычное время такое предложение мне польстило бы. Но в этот раз вместо впрыска адреналина я испытываю только удивление. Я падаю от усталости и хочу одного: поскорее попасть домой. С самого утра у меня раскалывается голова. Вечер душного летнего дня, воздух раскален, Париж задыхается от смога, а тут еще накопившаяся за день тоска. У нас на набережной Орфевр, 36, адское пекло. Нечем дышать, никаких кондиционеров. Я чувствую запах собственного пота, пропитавшего рубашку. Убила бы за баночку охлажденной колы, но автомат в коридоре, как назло, давно сломался.

– Послушай, раз твои люди обломали об него зубы, то и я ничего не добьюсь.

– Добьешься, – гнет свое Фуко. – Я наблюдал тебя в деле.

– Напрасная трата времени. Я не знакома с делом, я…

– Ничего, познакомишься. Тайландье уже дала свое согласие. Ты возьмешь его в оборот и добьешься, чтобы он назвал хотя бы одно имя. Потом тебя сменят другие.

Я мнусь, хотя знаю, что у меня нет выбора.