Септет расстроенных душ

Я встряхиваю мокрой от вина рукой, не понимая, когда жидкость успела стать такой теплой.

– Бекки! Бекки, где ты?! – зовет меня взволнованный голос Лотти. Я не отзываюсь, но она довольно быстро вычисляет в темноте мою макушку.

– Господи, Бекки! – уже в ужасе шепчет она, хватая меня за запястье. – У тебя же кровь так и хлещет!

– Это вино…

– Ты раздавила голой рукой стеклянный бокал! У тебя вся ладонь исполосована! Присядь, милая, я сбегаю за Рэном!

– Не нужно… – вяло вздыхаю я ей вслед. У меня кружится голова, и я не могу разобраться, это во дворе так темно или у меня в глазах?

Приглушенные звуки субботнего веселья летят из всех соседних заведений, жизнь бурлит и бьет фонтаном буквально за стеной. А я стою в оглушительной тишине и позволяю своим избитым мыслям дробить на крошки воспаленные мозги.

– Рэн, она за мусорным баком, кажется, у нее шок, она даже не понимает, что порезалась! – спустя несколько минут пробивает мою тишину срывающийся от волнения голос Лотти.

– Я понял, я понял. – Отвечает ей раздраженный Рэндал. – Не надо толкать меня, Ло! Вернись внутрь, тут холод собачий! Я позабочусь о ней, а ты отвлеки Мэри, если не хочешь, чтобы Дерек обвинил нас в ее выкидыше на нервной почве!

И спустя минуту его огромная лапа хватает меня за запястье.

– Больная идиотка! Ты уморить себя решила?! – ругается Рэн, вкладывая мне в здоровую руку свой телефон. – На, держи фонарик, посвети мне, тут же ни черта не видно!

– Хватит ругаться, Рэн, – с необъяснимой сонливостью в голосе отзываюсь я.

– Хватит ругаться?! Ты себе ладонь порвала, у тебя осколки торчат из раны, а я должен перестать ругаться?! – Рэндал откручивает пробку от бутылки джина, которую притащил с собой, и поднимает на меня свои темно-зеленые глаза. – Мне нужно промыть рану. Будет жечь, но придется потерпеть, хотя бы из уважения к «Бомбей Сапфиру»! – он трясет перед моим носом бутылкой из голубого стекла. – Бесценная жидкость сейчас канет в небытие… – вздыхает Рэн и выплескивает мне на руку алкоголь, вынужденную замену антисептику.

Обжигающая боль выводит меня из ступора, и я захожусь неистовым воем. Обматерив Рэндала с ног до головы, вдыхаю поглубже и начинаю рыдать.

– В ране остался осколок. Голыми руками я его здесь не достану, Бекси, – констатирует Рэн, игнорируя мои проклятия. В этот момент он уже не бобер и не медведь. Он будущий врач, лучший интерн отделения общей хирургии. – Нужно ехать в больницу. Кровь уже свернулась, значит, задеты только кожные покровы. Сейчас я протру края раны, и мы поедем. Только не опускай руку вниз, держи ладонь поднятой. Вот так, умница. Постарайся ничего не задеть, чтобы осколок глубже не вошел.

Профессия преображает Рэндала. Смягчает, сглаживает его грубость и неповоротливость, оставляя в голове только одно знание: я должен помогать.

– Все, Бекси, не плачь, – он склоняется к моему зареванному лицу и большими пальцами стирает со щек потекшую тушь, – до свадьбы заживет. – Добавляет он, кривя тонкие губы в усмешке.

– Ты такой дурак! – жалуюсь я, но улыбаюсь сквозь слезы.

Поддерживая под локоть, Рэндал выводит меня через внутренний двор на оживленную улицу, залитую светом фонарей и манящих вывесок бесчисленных баров Сохо. Сентябрьский вечер набирает обороты: пока мы пробираемся к машине Декстера, мимо нас пробегают стайка девушек на каблуках, группа парней, вышедших на охоту, красавицы-подружки и невеста с пластиковой тиарой и фатой. В них жизнь так и бурлит, у них интригующе сверкают глаза, а в сердцах пульсирует приятное томление. Все еще впереди. У них.

Черный Вольво Декстера с трещиной на лобовом стекле выглядит по-хулигански на фоне кабриолетов и спортивных автомобилей. Рэндал ловко выруливает с парковки и вливается в общий поток машин. Я поеживаюсь и включаю обогрев сидения. В моих запутавшихся от ветра волосах теряются одна слеза за другой. Теперь они текут по щекам уже независимо от моей воли. Потому что воли больше нет. Ребенок. Будущий маленький человек, который стал продолжением любви Мэри к Дереку. Продолжением, которого я так желала для своей к нему любви.

Тупая боль бьет по сердцу, заглушая ту, что была вызвана расколотым бокалом. Рэндал вытащит осколок, перевяжет ладонь бинтом, и через пару недель на ней останутся только розовые бороздки шрамов. А ошметки моего сердца не сошьет никто. Впрочем, бокал тоже никто не склеит. Алфредо сметет его останки в совок и выбросит в мусорный бак. Выходит, не так уж и мало общего между битым стеклом и битым сердцем. Ни то ни другое не нужно никому. Слишком много хлопот.

– Ло собрала ваши вещи, Вэйлон отвезет ее в Фицровию, и она будет ждать тебя дома, – зачитывает сообщение Рэндал, когда мы выезжаем на Риджент-стрит. – Остальные ждут, что я вернусь и развезу их по домам. Хорошо отдохнул, ничего не скажешь.

Я оставляю без внимания его откровенный упрек в свой адрес и прижимаюсь лбом к холодному стеклу.