Сэр Невпопад из Ниоткуда

Я совсем позабыл про осторожность – ломился сквозь лес, раздвигая руками ветки, отшвыривая сучки, встречавшиеся на пути. Не раз случалось, что какие-то мелкие зверьки, вспугнутые моим приближением, с негодующим писком выныривали из травы и в панике мчались прочь. Любой, кто решил бы меня выследить, мог теперь это сделать без всяких усилий. Но мне было всё равно. Я горячо уверовал в то, что события, героем и участником которых мне надлежит стать, вершатся там, впереди, с умопомрачительной скоростью, и изо всех сил торопился занять в них надлежащее место. Хотя, стоило мне в тот момент взглянуть на вещи более реально, и я тотчас же убедился бы, насколько плачевно истинное моё положение. Да, я уцелел там, где полегли два десятка испытанных воинов, ну а дальше-то что? Вернуться в крепость без принцессы я не мог, о том, куда мне в таком случае податься и как заработать на жизнь, представления не имел.

Но если там, впереди, и впрямь был феникс... Настоящий живой феникс...

Перед моим мысленным взором предстал гобелен из зала Справедливости, о котором вы, надеюсь, тоже ещё помните. С изображением великого героя верхом на фениксе, героя, который спасёт королевство. Всё это, разумеется, могло быть чистой воды совпадением... И всё же, почему бы не допустить мысль, что герой этот – не кто иной, как я сам? В самом деле, разве я так уж плох для этой роли? Ну да, да, я и сам понимал, что, честно говоря, не очень-то для неё подхожу. Быть спасителем для кого-либо, кроме себя самого, мне не улыбалось. Ведь ради этого пришлось бы рисковать. Но... каких только чудес на свете не бывает! Очень уж всё совпадало по времени. Находясь в отчаянном положении, вдруг вознестись, воспарить к вершинам триумфа... Почему бы и нет, скажите на милость?

Тут до меня донёсся второй вскрик птицы, походивший на первый, но в то же время и отличавшийся от него. Чем? Перебрасывая негодную свою ногу через ствол поваленного дерева, я внятно это для себя сформулировал: в первом крике ощущалась какая-то безысходность, обречённость, если хотите. Это был своего рода предсмертный вопль, оборвавшийся на самой высокой ноте. А теперь воздух пронзил ликующий клич новой, едва народившейся жизни. Он звучал молодо и энергично. Первый можно было уподобить тоскливому прощанию, второй – радостному приветствию.

Жара стала теперь просто непереносимой. Энергия, высвободившаяся в процессе возрождения феникса из пепла, была просто чудовищной. Путь мне преградил невысокий холм, и я вскарабкался на него с такой лёгкостью, словно никогда не страдал хромотой.

И тут до слуха моего донёсся чей-то голос. Отнюдь не птичий. Вне всякого сомнения, человеческий. Но что было гораздо хуже – голос этот оказался до боли мне знаком.

Я осторожно взглянул вниз сквозь заросли кустарника на вершине холма, прекрасно себе представляя, что там увижу. Мои наихудшие опасения подтвердились.

Там стоял Тэсит.

Вид у него был слегка потрёпанный, но бодрый, платье всё вымокло, и кое-где на нем виднелись расползшиеся комья тины. Значит, ему всё же удалось выбраться из реки, куда он угодил по милости Айлерона, вожака стаи ублюдков-гарпов. Впрочем, одеяние Тэсита очень быстро высыхало вблизи феникса, источавшего жар.

Ибо на поляне неподалёку от Тэсита Одноглазого и вправду находился он. Феникс. Пепел его предшественника разлетелся во все стороны, а новорождённый, вытянув шею, с любопытством нюхал воздух. На человека, стоявшего поблизости, он не смотрел, но, похоже, ощущал его присутствие. Вот феникс испустил ещё один ликующий крик, а потом наклонил голову и потёрся клювом о грудь Тэсита. Надежда, всколыхнувшаяся было во мне, что гигантская птица сейчас разорвёт его на части, угасла без следа. Феникс доверительно взгромоздил свою огромную голову ему на плечо. Новорождённый, замечу, был раз в пять крупней самого рослого мужчины. Когда он расправил крылья и от полноты жизни ими взмахнул, кусты и деревца в радиусе тридцати футов от поляны пригнулись до самой земли.

Но Тэсит даже не шелохнулся. Ухватившись за перья на груди птицы, он запел. Разумеется, он и петь был мастер, наш Тэсит.

Произведение, которое он исполнял, по форме своей походило на балладу. Насколько я мог расслышать, речь в ней шла о пришествии великого героя. Судя по манере исполнения, по гордому взгляду, который он устремил на феникса, под этим героем Тэсит подразумевал самого себя. Да и могло ли быть иначе? Он пел о подвигах, которые герою предстояло свершить, о врагах, которых собирался победить, и о трудностях, непосильных для любого, но вполне для него преодолимых. Эти вирши напомнили мне предсказания, которые плетельщики-ясновидящие часто облекают в стихотворную форму и называют «историями из будущего». Время от времени мне доводилось их слышать, но поскольку речь в этих «историях» шла о предметах, нимало меня не занимавших, я относился к бормотанию плетельщиков без особого внимания. Только ритм этих стихов невольно запечатлелся в моей памяти.