Элеонора Катина-Вагина

Серафима, любовь моя

– Левую руку вдоль тела, ровно. Другую – под лоб. – Анна увидела, что я, лёжа на животе, вплотную упёрся носом в простыню и добавила: – Дышать есть чем?

– Да, все отлично. – Пробубнил еле слышно, скрипя губами.

В фоновом режиме играла медитирующая музыка – специальная коллекция в ее телефоне. Просто звуки, ассоциативно напоминающие приятные человеческому слуху природные стихии – шум реки или водопада, морских волн, лёгкий свист нежного ветра, шелест листьев, крапающий летний дождь, пение птиц. Вряд ли кто-то знает авторов этих композиций, хотя они, безусловно, есть. Действительно, было бы странно делать массаж под AC/DC, Pink Floyd, Faithless или The Prodigy. Даже классика не в тему. Любая известная музыка вызывает определенные чувства, образы и воспоминания, а медитативная ни к чему не обязывает. Ее даже вспомнить невозможно. Как пели птицы на даче? Да как обычно, ничего конкретного и выдающегося. Просто звуки, но полезные привлекательностью и естественностью. Нынче слишком много техногенного шума в голове, особенно если живешь в мегаполисе, это неприятно, от этого нужно отдыхать.

Аня тискала меня очень грубо. Впрочем, именно это и требовалось. Несмотря на свою миниатюрность – ростом не более метра шестидесяти и худенькая – она очень сильная, и при массаже, действуя как ладонями, так и локтями, показывала недюжинную, набранную с опытом мощь. Лицо ее, хоть и русское, выдавало монголоидные корни в третьем-четвертом колене. Крупные скулы, выдающиеся надбровные дуги, в целом выпуклость физиономии.

Анна упиралась пальцем в одну точку, поначалу легко массируя, постепенно увеличивала давление до боли, иногда нестерпимой. И так прошлась по всему телу, затронула каждую мышцу. В районе рёбер и внутренней части бёдер чувствительность оказалась самой высокой. Я визжал и иногда смеялся от щекотки.

Начала с левой стороны, с плеча. Увлажнила кожу кокосовым маслом и стала потихоньку растирать, прогрессивно повышая темп. Участок быстро согрелся. Теперь чуть ниже – лопатка. Тепло и приятно. Ребра. Очаровательно, но щекотно и нервно. Подреберный участок. Восхитительно больно. Я согревался.

Теперь в том же порядке, только сильнее. Уничтожь эти спазмы и зажатости, Анечка, пожалуйста. О да, как же мне больно, господи.

Аня взяла шуруповёрт. И проделала тысячу дырок. А после ввернула по несколько винтов в каждую полость прямо до костей. Теперь я похож на киборга или Пинхеда. Двинуться не могу. Фашистка!

Я не давал согласия на такое истязание. Или давал? Знал – будет жутко, но не подозревал, что настолько ужасно.

– Вы говорите, если больно, я ведь не знаю, что вы чувствуете. – Она вдруг заговорила. Заметила, что терплю.

– Нет-нет, все нормально. Так надо. – Сказал я, вытаскивая из бедра три шурупа.

– А зачем? Что за самопожертвование? – Чего-чего, а таких слов я точно не ожидал услышать.

– Вам рассказать все с самого начала? Пожалуй, начну с Лолиты.

– Вы про фильм или о книге?

– Косвенно.

– В каком смысле?

– Сейчас поймёте. Все началось в 92-м году. Ну, может, немного раньше..

– О, господи. Это длинная история? Я думала, вы в двух словах опишете проблему.

– Не могу в двух словах. Спросили – получайте историю! И, в конце концов, я родился в 77-м году, когда умер Набоков.

– Но тогда родились миллионы людей.

– Не все же они пишут книги!

– Не все, но тысячи или десятки тысяч графоманов точно есть.

– Но я же…

– Так вы известный писатель? Я ведь не знаю вашу фамилию.

– У меня несколько псевдонимов. Хулио Кортасар, Чарльз Буковски, Климент Александрийский, например.

– И Лев Толстой ещё, наверное?

А она соображает, зараза. Я чуть сам не поверил.

– Ладно, раз не хотите слушать, расскажу кому-нибудь другому.

Она перешла к нижней части спины, ягодицам и бедрам, усевшись вагиной на мою истерзанную и кровоточащую ногу. Горячо. Это что, провокация? Но она мне не интересна. Хм, старею, что ли.

Ещё несколько сотен шурупов вонзились в меня. Да это извращённое изнасилование, не иначе.

– Ступни массировать? Спрашиваю, потому что это не все любят.

– А вы потрогайте, поймёте.

Аня послушалась и резко отдернула руку, ощутив вечную мерзлоту. Все вопросы сняты. Конечно, надо. А как иначе?

Перед массажем Аня уточнила, что работа будет проделана «без окончания». Я спросил, что это значит. Она улыбнулась, мол, хорошо, что не знаете.