Серафимо-Дивеевские предания

Такие подвиги Пелагеи Ивановны стали привлекать к ней внимание Дивеевских монахинь, и прежнее нерасположение к ней у многих из них сменилось уважением. В келью к ней стали ходить многие из них или для того, чтобы посмотреть на подвижницу, или послушать ее, или получить от нее что-нибудь, потому что мирские люди приносили ей разные приношения, которые она и раздавала монахиням. Но были между сестрами и такие, которые упорно продолжали преследовать подвижницу Божию своей ненавистью и всячески осуждали ее и укоряли. Таких особенно любила Пелагея Ивановна и всячески старалась платить им за зло добром. Инокини, привязанные к подвижнице, глубоко веровали в силу ее молитвы, искали у нее наставлений духовных и обретали их в ее кратких, прозорливых речах. Так, одна благочестивая монахиня дивеевская, сильно к ней привязавшаяся, видя ее подвиги, дерзнула просить у Господа, чтобы Он открыл ей, верен ли тот путь, по которому идет та подвижница Божия, и ведет ли ее ко спасению, потому что часто приходилось ей слышать разноречивые толки других монахинь об этом, и у нее самой сердце колеблется по этому поводу. Господь услышал ее молитву. Она увидела во сне, что Пелагея Ивановна идет по двору монастырскому и два ангела ведут ее под руки. Когда, проснувшись, монахиня эта пошла к Пелагее Ивановне, чтобы рассказать ей свой сон, та предварила ее рассказ строгим запрещением никому не говорить о том, что она видела во сне».

Достопочтенный Михаил Петрович Петров, которого сама блаженная Пелагея Ивановна духовно усыновила себе и который всем сердцем чтил ее память, получив столь много благодеяний от нее, с особенным усердием и истинно сыновней любовью потрудился в собирании достоверных сведений о почившей подвижнице и имеет у себя несколько собственноручных писем от тех лиц, которые сами получили от нее или исцеления, или предсказания, или наставления.

а) Рясофорная послушница Понетаевского монастыря Дарья Семеновна Березина писала ему от 28 марта 1884 г. следующее: «В 1873 году от известной мне только одной причины сильно болела у меня голова, в особенности левый висок, так что я с 3 февраля по 13 июня не находила отрады в болезни. Все меры были приняты к излечению, но ни один доктор не мог помочь27

. Но я знала, что болезнь моя была послана мне самой Царицей Небесной и по просьбе моей, а объявить об этом кому-нибудь я страшилась и думать. А боль была нестерпимая, поэтому я и лечилась, а после всего я решилась поехать в Сарово искупаться на источнике о. Серафима и тут почувствовала некоторую отраду от болезни. В ночь, на которую я искупалась, я могла заснуть, но утром снова чувствовала боль и в отчаянии души своей поехала в Дивеевский монастырь, и прямо к Пелагее Ивановне. При первой встрече она зорко и пристально взглянула на меня, так что у меня от боли и вместе от радости сердце затрепетало, и слезы душили меня. Я не успела упасть к ногам ее, как она протянула руку и двумя пальцами с длинными ногтями начинает слегка колотить мне по больному виску с такими словами: «Говорю, курва28

, не лечись, не лечись! Сама заживет». И начала меня поить чаем с того блюдечка, из которого сама пила. И много еще говорила мне касательно моей жизни, и все сбылось на мне. И я, пробыв в Дивеевской обители трое суток, всякий день неоднократно ходила к ней и чувствовала себя совершенно здоровой, и отправилась в свою обитель. И с того времени эта болезнь не повторялась.

Во второй раз я была больна, — писала в том же письме Дарья Семеновна Березина, — в 1876 году, страдала внутренней болью, и мне необходимо было лечиться. Я три с половиной месяца лежала в уездной земской больнице. С помощью Бога и врача, который заботливо старался лечить меня, я немного поправилась, или лучше сказать, опасность, которая угрожала смертью, миновала, но совершенно поправиться не было мне никакой надежды. Правда, я сама совсем еще не теряла этой надежды, но со стороны других, а в особенности моих родных, брата и старшей сестры, которая более всех видела мои страдания, надежды не было, и все советовали мне для сохранения моей жизни оставить монастырское послушание, которое на меня было возложено — петь на клиросе. А я и слышать не хотела, потому что пение для меня было лучшей отрадой в жизни, самым сладостным утешением и пищей для души. Сестра особенно много меня упрашивала, настаивала, даже упрекала и опровергала все мои резоны, и одно говорит: «Откажись от этого послушания». Даже сильно вооружала против меня и брата моего, от которого я много в жизни зависела. И что же? Я уж не могла ничего говорить против них, только об одном просила: съездить и спросить решительного слова от Пелагеи Ивановны, и притом с тем условием, что как она скажет, так и исполнить. Мое сердце чувствовало, что она заранее уж предвидела скорбь души моей, потому что я заочно неоднократно умоляла ее о помощи в моей болезни.