Серая ограда

– Пусть так. Вы хотите обсудить вопрос страховых выплат? Если вы общались с моим доктором, а я уверен, что да, то должны знать, что мне крепко досталось, и я не готов обсуждать снижение компенсации, положенной в таких случаях.

– Приношу свои извинения, если произвел впечатление страховщика. – Гость вскинул руку и улыбнулся уголками рта – Но я не от них. Видите ли, я пришел обсудить продолжение вашей карьеры.

– Где ж вы были последние дни? А, впрочем, что тут обсуждать. Вроде все ясно. – Он похлопал себя по ноге. – Я не могу принимать участие в операциях и вряд ли вам нужны хромоногие инструкторы. А работать армейским клерком или «группой поддержки», уж извините, я не собираюсь.

Возможно получилось несколько грубее, чем он рассчитывал, но Дэн уже прокручивал в голове такого рода диалоги и не мог найти ни одной причины, по которой смог бы продолжить карьеру в войсках. На самом деле, в глубине души он ждал подобного гостя, хоть и боялся услышать правду. В его стране не было обязательного призыва, а потому армия была укомплектована исключительно контрактниками и солдатами удачи, которых привлекали к выполнению опасных или грязных заданий. Попасть туда для стороннего значило пробиться в своего рода элиту. Когда Дэниел, с минимальным образованием, смог пробиться в военное училище, то был вне себя от радости. Отец бы гордился, ведь сам происходил из семьи потомственных военных. О, какую карьеру мог бы Дэн построить после выпуска, став кадровым военным… И будь у него терпение и воля. Но в тот непростой период, после выпуска, он пытался найти наиболее простой и быстрый путь к месту под солнцем.

Потерпев поражение в делах обустройства собственной жизни, он, как блудный сын, снова вернулся в армию и сразу вытащил лотерейный билет – через знакомого попал в ряды солдат специального назначения, где сразу принялся выполнять работу с утроенным усердием, завоевав положительную репутацию у командования. Но это была каста воинов, уникальных в своих навыках и почти безупречных. И определенно им не нужен будет хромой старший сержант, который и по лестнице не способен подняться без посторонней помощи, чего и говорить про марш-бросок с винтовкой наперевес. Работа на любой другой штабной должности была, по его убеждению, унизительной и просто не вписывалась в его мировоззрение. Пусть он и примерял на себя роль аналитика по планированию операций, эта функция быстро ему наскучила, хотя и помогала прокачивать мозги. Возвращаться к подобной работе он не решился бы. Что ж, видимо ему предстояло снова попытать счастье и устроиться кем-то на гражданке.

На гражданке… Впервые он отчетливо себе в этом признался. Признался в том, что, после того, как пробыл в элите несколько лет, он более не испытывал сакрального благоговения от воспоминаний былых заслуг. Наоборот, в такие минуты его стало охватывать неприятное чувство, а руки покрываться потом. Картины боевых действий, крови на руках и лицах своих погибших товарищей отныне вызывали приступ удушливости и желание немедленно заняться чем-то другим, чтобы развеять их.

Когда это осознание пришло к нему? Неужели всего за четыре недели, проведенных на койке? Спроси его кто про это, и он не задумываясь ответил бы, что да. Однако, если покопаться глубже, то, вероятно, ответ формировался месяцами. Он просто выгорел. Дрова, дававшие силы мчаться вперед подобно локомотиву, охотно берясь за контракты любой сложности, прогорели до золы, попутно закоптив все в том месте, где по обыкновению находится душа. Реальная вероятность потерять ногу и пуля, буквально прошедшая рядом с виском, избавили его от иллюзорности собственного бессмертия. Принадлежность к спецам более не ассоциировалась с синонимом удали и удачи. Адреналин и азарт уступили место мучительной усталости. Психическое пресыщение однотипными миссиями по спасению новых режимов и свержению старых и уничтожением врагов, которые на самом деле являлись друзьями, но в одночасье превращались в повстанцев, террористов и фанатиков резко поубавили его пыл. Само слово «армия» внезапно вызвало у Дэна неприятные чувства, будто бы он вспомнил о каком-то стыдном проступке, совершенном в прошлом. И именно сейчас, когда, казалось бы, забрезжила возможность вернуться в знакомую ему стезю, он понял, что теперь это не его путь. Он оказался не готовым снова связать себя с понятием «армия» во всем ее многообразии.

– Вижу, вы пока не готовы обсуждать это, и я вас не осуждаю. Это нормальная ситуация для человека, пережившего подобный кризис. Но я пришел к вам не для того, чтобы пробовать вернуть обратно в строй. Могу задать вам личный вопрос?