- Доброе утро, Дмитрий Евгеньевич, - произнесла ровно, возвращая под контроль все эмоции. И, продолжая смотреть ему в глаза, притягательные и живые, копирующие глаза старшего брата, неожиданно осознала: я до сих пор неспокойна в отношении его. Все, что угодно, но неспокойна. Я не простила, хотя давно должна была, а, следовательно, и не отпустила. Заготовленная фраза «Нам с вами лучше распрощаться и не друзьями, и не врагами, а незнакомцами» умерла на моем языке, я осталась безмолвствующей, словно замороженной в своем напряжении.
- Ну, не будь такой суровой. Какой, к черту, Дмитрий Евгеньевич? Перестань, Ариш! Ты ж знаешь: ненавижу формальности, - он мягко улыбался, пока говорил.
Некстати вспомнилось, что так же улыбался мне Вадим: обезоруживающе, с нежностью. Я прикусила губу изнутри. Формальности… Оба брата склонны не принимать их в расчет. Вероятно, так же сейчас следует сделать и мне.
- Я удивлена, что ты здесь так рано, - безучастно выдала я, заставляя себя не отводить взгляда от его лица. Чего он на самом деле хочет? Что заставило противника подъемов в шесть тридцать утра появиться у офиса, едва рассвело?
- О да, не похоже на меня, - Дима весело рассмеялся, его не уязвляла моя холодность. – Так я ведь все. В смысле, с концами отчаливаю в Питер. Жду Вадика, чтобы сказать ему об этом. Шельмец теперь взял за правило мои звонки игнорить. Короче, мстит мне. И, конечно, я надеялся повидать тебя, чтобы попрощаться как следует. - Серые глаза лукаво блеснули.
Если он уезжает, то смог определиться с приоритетами. И что происходит между братьями? Почему они все еще в ссоре? Полмесяца миновало с того корпоративного вечера, так почему Вадим, чувствуя такую ответственность за брата, до сих пор не наладил с ним контакт?
Нет, не стоит расспрашивать
- Наверное, следует и извиниться... Понятно, что мы поставили тебя тогда в неловкую ситуацию, - Дима покаянно понизил голос, но в глазах, словно прощупывающих мою реакцию, не было ни следа раскаяния. Я поняла, что речь зашла о корпоративе, и ожидала, как же дальше он развернет эту тему.
После паузы он неторопливо начал сыпать словами:
- В общем, некрасиво вышло в тот чертов вечер. Понимаешь, Вадик всегда был счастлив воспитывать, отчитывать и трепать мне нервы, но тогда он просто переполнил чашу моего терпения. Больше того, он добил меня просто. Не ожидал, что он такой фортель способен выкинуть… - махнул рукой в мою сторону, - Мол, видишь, она теперь со мной. Я взбеленился, он взбеленился. Короче, я рад, что ты конца нашего разговора не слышала. Уши бы скрутились, я серьезно, - он продемонстрировал этот процесс соответствующим жестом, сопроводив его озорной усмешкой.
Я перевела взгляд на сугроб, лежащий за низенькой оградкой клумбы: дымчато-серый, жалкий и просевший, с холодно поблескивающими, острыми многочисленными вершинками и канапушками грязи.
Предсказуемо. Дима таков, какой он есть, по-прежнему верен себе. Только он может извиняться, не извиняясь при этом, признавать: да, поступил плохо, но это потому, что таково было веление обстоятельств, если даже не вина окружающих. Он, точно проказливый мальчишка, уверенный в своей безнаказанности и в силе своего обезоруживающего обаяния. Даже его протест против опеки брата, как ребяческая шалость и своеволие, недейственен, несерьезен.
Я вновь вернула взгляд к лицу младшего Савельева. Тот, ероша темные, красиво подстриженные волосы, очаровывал своей яркой улыбкой, в глубине глаз плясали знакомые мне околдовывающие огоньки.
Я судорожно вздохнула, сердце защемило.
Боже, будь этот мужчина совсем другим… Будь он не красивой картинкой, а настоящим сплавом энергии и харизмы, кремнем в своих установках, постоянным в своих желаниях, будь он внимателен к чувствам других, принципиален и ответственен, но сохрани ту завораживающую мальчишескую непосредственность, чертовщинку и идеализм… Будь он скромен, но настойчив, люби он меня так, чтобы иметь силы и держаться на расстоянии, ожидая, и не отпускать – понимать, принимать, заботиться, – слать смс с вопросами о поездке, о маме и ее здоровье, шутить по поводу сделанной мною работы, высветляя тьму, сгустившуюся над головой, злиться, обижаться на мое отчуждение, а в следующий миг уже согревать своим теплом, улыбкой… объятиями… Будь он таким, каков его старший брат, у меня бы не было ни шанса. Я бы пропала. Я последовала бы за ним куда угодно. Я была бы его, душой и телом. Полностью и безоглядно.
И это мое чувство не имело бы ничего общего с мимолетным порханием эмоций влюбленности. Оно было бы похоже на монолит, такое же неколебимое, неубывающее, основанное на влившейся в кровь вере, признательности, привязанности, восхищении...
Это и есть то, настоящее?.. О котором
Я люблю… Осознание, безжалостное и резкое, как гильотина. Я помертвела, невидящим взглядом смотрела в лицо Дмитрия. Он продолжал что-то говорить, но никак не могла уловить сути…
- … Вадик уже полтонны моих нервных клеток сожрал своим деспотизмом. Ты сама на моем месте иначе бы среагировала?