Сердца и камни

По опыту своих друзей, учеников и давнишних помощников, которые теперь уже далеко опередили его, он знал, что нетленным и незыблемым является только научное исследование, пусть не увенчанное великим открытием, пусть не овеянное всемирной славой, но все-таки исследование. Только оно приносит удовлетворение в жизни, только им дорожат люди, связанные с наукой. А он, Королев, причислял себя к этим людям и не мог не считаться с ними.

Вот почему успех Лехта был для Королева одним из тяжких ударов судьбы. Ведь и он, и Долгин много, много лет посвятили мелким пескам, силикатобетону, автоклавному твердению бесцементного строительного камня, совершенствовали шаровую мельницу, просиживали над силикатным кирпичом, добивались создания крупноразмерных силикатных конструкций. Как будто бы на сей раз старуха фортуна уверенно вела их по дороге к прочному успеху, к победе.

И в это время появился Лехт со своим дезинтегратором. Королев был глубоко убежден, что Лехт придумал дезинтегратор только для того, чтобы обойти его, Королева, как бы подчеркнуть, что его исследования не имеют ничего общего с королевскими или долгинскими. Королев не хотел мириться с простейшей мыслью, что Лехт нашел что-то новое, увидел какой-то новый путь, быстро вышел на этот путь. Он искренне верил, что увлечение силикальцитом за границей это своеобразная дань моде. Правда, иногда друзья спрашивали его:

— Ну, хорошо, допустим, что это мода. Но кто станет платить миллионы долларов за моду?

Королев только пожимал плечами и молчал.

— Он ведь фантазер, — Людмила Ивановна вынула из сумки сигареты, закурила, — ему рисуются радужные картины — поездки в Рим, Токио, Вену, встречи, приемы, долгожданная слава. Но я-то убеждена, что все это — мираж. В лучшем случае его обойдет Туров. Ведь верно, Иоханнес Александрович?

— Все может быть, — уклончиво ответил Лехт. Он все еще не мог догадаться о цели этой встречи, не мог понять — чем хочет ему помочь эта маленькая, очаровательная и, как он успел убедиться, умная женщина.

Наступило молчание. Монотонный голос в микрофоне вызывал Харьков, или Красноярск, или Тбилиси. Но о Таллине почему-то забыли. Лехт уже хотел подойти к окошку и напомнить о себе. Но Людмила Ивановна задержала его легким прикосновением руки и тихо сказала:

— Теперь о самом главном — я принесла вам победу.

Людмила Ивановна пристально посмотрела на Лехта, как бы наслаждаясь тем впечатлением, которое произвели на него ее слова.

— Что вы имеете в виду? — не понял Лехт.

— Не торопитесь — сейчас все узнаете, — спокойным тоном продолжала Людмила Ивановна, — только вы должны мне обещать, что воспользуетесь этой победой. Обещаете?

Лехт инстинктивно отодвинулся, весь разговор показался ему несерьезным и ненужным. Что ей нужно, этой женщине? И кто она? Отступница? Мстительница? Или просто искательница приключений? В этот тревожный день, думал Лехт, не надо было встречаться с ней.

— Ну, хорошо, — улыбнулась Людмила Ивановна, — я вижу — вас смущает мой таинственный тон. Да, признаться, я сама его не люблю. Послушайте, Иоханнес Александрович, я не шучу. Позавчера утром — за два дня до сегодняшнего совета — Туров и Королев продиктовали резолюцию — она должна быть утверждена советом и послана сегодня же вечером высокому начальству. Вы сами понимаете, что единодушная точка зрения авторитетного технического совета — это уже не частное мнение Королева или Турова. Речь идет в этих двух документах, в сущности, об одном и том же — силикальцит и дезинтегратор признаются бесперспективными. Я много раз читала и перечитывала документы — как видите, я их уже почти знаю наизусть, — думала, решалась и не решалась. Понимаю, что мое навязчивое поведение может вызвать у вас подозрение — что-то тут не так… Это ваше право, Иоханнес Александрович.

«Не так…» Он не мог прийти в себя и молчал.

— Так, интересно, — произнес Лехт только для того, чтобы что-то сказать. Он вкладывал в эти слова самый неопределенный смысл.

Он и раньше догадывался, что Туров, Долгин, Королев попытаются использовать авторитет технического совета, что, опираясь на этот авторитет, на будто бы беспристрастное, объективное суждение людей науки, постараются найти форму достаточно убедительную, чтобы парализовать любую возможную помощь и поддержку силикальциту. Теперь его опасения оправдались, и он уже по привычке заглядывал вперед, представлял себе последствия такого поворота событий. И уже думал не о Людмиле Ивановне и ее рассказе, а о многих и многих друзьях, сторонниках, помощниках, поверивших в него, разделявших с ним и тяготы и успехи. Что он им скажет? Поймут ли они его? Не сочтут ли человеком с помутившимся разумом, этаким изобретателем «вечного двигателя»?

Лехт уже хотел отказаться от телефонного разговора с женой. Все неопределенно, трудно предвидеть, как развернутся события. Вот все, что он может сообщить Нелли Александровне. Не очень много. Конечно, надо отказаться от разговора с Таллином.

— Понимаю, что огорчила вас, — услышал он голос Людмилы Ивановны, — но есть превосходный выход, Иоханнес Александрович.