Сердца. Сказ 3

Девочка пугается и резво оборачивается, вместе с тем в ногах у неё вздымается облако пыли. Платиновая голова обнажает искренний страх, кричит, порывается в сторону. Бросаю поводья и, спрыгивая с лошади, бегу. Девочка бросается в руки и говорит, что секундой ранее кто-то укусил её. За песчаный бугор ползёт испещрённая чёрными полосами змея с треугольной головой; воздух разрезает кончик чёрного цвета. Обращаю внимание на выпуклый живот незнакомки, опосля – на кровоточащую ногу с ударом клыков. Девочка говорит, что ожидает ребёнка через несколько месяцев, однако ей дурно и она боится не пересечь пустыню. Прижимаю ладонь к её разгорячённому лбу, вижу испарины; кожа красная – словно вареная – отходит с некогда прекрасных щёк белыми хлопьями, под носом – запёкшаяся кровь; пульс частый (я сжимаю её запястья и прошу посмотреть на меня), зрачки почти заполоняют всё пространство голубых глаз. Тепловой удар, не иначе. Сколько она брела этой дорогой, сколько времени провела под солнцем?

– Что ты делаешь здесь? – спрашиваю я. – Сбежала из Монастыря?

– Не из него, а от него, – растерянно говорит девочка и теряет равновесие: беспричинно косится и падает в объятия.

– Для чего?

– Я хотела умереть, – признаётся наспех. Незнакомцам так душу не обнажают; значит, она не видит продолжение своей истории. – Вместе с ребёнком. Мне так стыдно за эти мысли, я не готова быть матерью и быть матерью для ребёнка, что не узнает отца и которую не признает отец, я тоже не готова. Была не готова.

– Что теперь?

– Идёт.

Падает на песок и стонет, хватает низ живота и резко выдыхает.

– Ты и не готова, – обдаю правдой. – Что изменилось?

– Прошу, спаси её. Помоги мне.

– Её?

– Это девочка, я чувствую.

Она говорит сбито, небрежно, быстро. Хватает за руки, молит, просит. Теряется, теряет сознание, приходит в себя, приходится с новой мольбой.

– Ты сама дитя, – ругаюсь я, но то не имеет никакого смысла.

Мы погодки, она видит равно юное лицо. Девочка воет, что не справится сама; не в её силах. Поперёк рыданиям и возгласам спрашиваю, чей дом она представляет и к чьему клану относится.

– Нет мне рода, нет мне клана, нет мне имени, – выпаливает, несколько отвлекаясь, незнакомка и вновь сжимает гудящий низ живота. – Я опозорила семью. Опозорила мужа, который таковым мне даже не стал.

– Как тебя зовут?

Вместо имени девочка стонет и коленями врезается в песок.

– Она идёт. Помоги мне.

Сжимает руку и вскрикивает; следом затихает.

– Кто отец? – хочу отвлечь беседой.

– Не спрашивай этого, прошу, не спрашивай.

Она стонет и с новой потугой ревёт. Схватки учащаются. Укус змеи – был ли безобиден?

– Я не справлюсь. Нет, я уже умерла, – девочка бредит; ныне – особенно. – Как тебя зовут? Ведь ты помог мне.

– Ещё нет.

Как сбито она мыслит, как сбито говорит…мне не доводилось видеть умирающих, а она, казалось, умирает в самом деле.

– Назови имя, – швыряет требовательно и крепко сжимает руку, оставляя кровавые вкрапления от ногтей на моей ладони.

Требовательно, а значит…

– Ты богиня, верно? Ты не похожа на монастырскую послушницу, не похожа на безродную…

– Значит, и ты бог. Передавай привет моим братьям и сёстрам, но для начала назовись.

– Бог Смерти.

– Как смешно. Боги, как смешно…!

И девочка в самом деле смеётся. Смеётся вместе с плачем.

– Ты пришёл за мной, – говорит она, – ты пришёл вовремя.

Вовремя окрикнул и отвлёк, позволив змее прикусить лодыжку. Вовремя внял преждевременно наступившим родам. Всё вовремя.

– За мной, – утверждает девочка. – Не за ребёнком, умоляю. Ты пришёл за мной, верно? А её сохрани. Я не справлюсь, чувствую: не справлюсь. Спаси её.

– Кому отнести ребёнка, если тебя не станет?

На глазах её проступают слёзы.

Если.

Когда.

– Только не им, не семье, – плачет девочка, – это опозорит их и следом убьёт. Я вынашивала втайне, им неведомо. Пускай она не знает пантеона, умоляю.

Содрогается и падает, окропляет песок кровью, что от температуры сворачивается в густые капли, просит избавить от мучений и вместе с тем помочь девочке явиться на свет. Велю определиться и срываю мантию, подкладываю под роженицу и прошу дышать ровно.

– Если я не смогу, – выплёвывает сбито, – помоги ей появиться, хорошо?

Слова просящие, однако интонация требующая; молодая богиня – то слышно – всегда получала желаемое, всегда внимала исполнению наказов. Избалованное дитя, обласканное вниманием домочадцев.

– Ты сможешь, – говорю я. И дальше: – Как много богиня взвалила на незнакомца!

Со стоном девочка смеётся. Идут минуты. Идут потуги. Идут часы.

Солнце валится за горизонт, превращая песок в горящее зарево. Коршуны отдаляются, но не теряют нас из виду. Загорается первая звезда, за ней следующая и следующая, вскоре десятки и сотни рассыпаются по графитовому глубокому небу и является прародительница Богини Судьбы – луна. Крик окаймляет пустыню. Крик младенца. Крик роженицы – напротив – затихает, она, отмучившись, отходит. Принимаю дитя на руки и заворачиваю в мантию. Предаю младенческое лицо лунному свету, под которым оно явилось миру.

Женщина