Сердца трех

– Да лезь ты, ради бога! – рявкнул начальник полиции. – Живей! Живей!

– Я слишком толстый, эта веревка меня не выдержит, я не полезу в колодец! – заявил Висенте.

Все взгляды обратились к Аугустино, молчаливому жандарму, который за один этот день наговорил больше, чем за целую неделю.

– Гиллермо – самый худой и самый тонкий, – сказал Аугустино.

– Вот Гиллермо туда и полезет! – хором заявили остальные.

Но Гиллермо боязливо заглянул в глубь колодца и попятился, мотая головой и крестясь.

– Не полезу я туда, даже если бы там было священное сокровище таинственного города племени майя, – пробормотал он.

Начальник полиции выхватил револьвер и вопросительно посмотрел на своих жандармов, как бы испрашивая у них одобрения. Они ответили ему взглядами и кивками головы.

– Во имя всего святого, лезь в колодец! – угрожающе сказал он маленькому жандарму. – И поторапливайся, не то я тебя так награжу, что ты у меня больше никогда уже не спустишься и не поднимешься, а на веки вечные останешься здесь и сгниешь возле этого проклятого колодца… Правильно я поступлю, ребята, если убью его, раз он отказывается лезть?

– Правильно! – поддержали жандармы.

Итак, Гиллермо дрожащими пальцами пересчитал найденные раньше монеты, потом с перекошенным от страха лицом, не переставая креститься, подошел, подталкиваемый товарищами, к бадье, сел на нее, обхватил ногами, и жандармы начали поспешно спускать его вниз, в кромешную тьму колодца.

– Стойте – раздался из глубины колодца его крик. – Стойте! Стойте! Вода! Я уже в воде!

Жандармы навалились на вал и придержали его.

– Я требую десять песо сверх того, что мне причитается, – снова донесся голос Гиллермо.

– Обожди, мы тебе устроим крещение! – крикнул ему кто-то.

И все загалдели:

– Уж ты у нас сегодня вдосталь водички нахлебаешься!

– Мы вот сейчас отпустим веревку!

– Перережем ее – и все тут!

– Одним будет меньше при дележе!

– Вода уж больно противная, – снова донесся из темной глубины колодца голос Гиллермо, точно голос призрака. – Тут какие-то сонные ящерицы и дохлая птица, от которой здорово воняет. Может, здесь даже и змеи есть. Право же, десять лишних песо не слишком большая цена за такую работу.

– Вот мы утопим тебя сейчас! – крикнул Рафаэль.

– Я пристрелю тебя! – рявкнул начальник полиции.

– Пристрелите или утопите, – долетел до них голос Гиллермо, – толку вам от этого никакого не будет: деньги-то все равно останутся в колодце!

Наступило молчание: те, кто находился наверху, взглядами спрашивали друг друга, что же теперь делать.

– А гринго скачут все дальше и дальше, – взорвался Торрес. – Хорошенькая дисциплина у вас, сеньор Мариано Веркара-и-Ихос! Нечего сказать, умеете держать в руках своих жандармов!

– Это вам не Сан-Антонио, – огрызнулся начальник полиции. – Здесь дебри Хучитана. Мои псы верно служат мне, пока они в Сан-Антонио, а в этих дебрях с ними надо быть поосторожнее, не то взбесятся – и тогда что будет с нами?

– А все это проклятое золото, – сдаваясь, грустно произнес Торрес. – Тут, право, можно стать социалистом: подумать только, какой-то гринго связывает руки правосудия золотыми путами.

– Серебряными, – поправил его начальник полиции.

– Пошли вы к черту! – сказал Торрес. – Вы совершенно правильно изволили заметить, что это не Сан-Антонио, а дебри Хучитана, и здесь я смело могу послать вас к черту. Ну кто виноват, что у вас вспыльчивый характер? Зачем нам из-за этого ссориться, когда все наше благополучие зависит от того, чтобы держаться вместе?

– Эй вы, слышите? – долетел до них голос Гиллермо. – Вода-то здесь всего два фута глубиной. Так что вам не удастся утопить меня. Я только что добрался до дна и уже держу в руке четыре кругленьких серебряных песо. Они покрывают все дно, точно ковер. Так как же, отпустите веревку? Или я получу десять лишних песо за эту грязную работу? Вода здесь смердит, как разрытая могила.

– Да! Да! – закричали жандармы, перегибаясь через край колодца.

– Что да? Отпустите веревку? Или дадите еще десять монет?

– Дадим! – хором ответили ему.

– Ох, ради всего святого, да поторапливайся ты! Поторапливайся! – завопил начальник полиции.

Из глубины колодца послышались всплеск и проклятья, и по тому, как ослабла риата, жандармы поняли, что Гиллермо вылез из бадьи и собирает монеты.

– Клади их в бадью, милый Гиллермо, – крикнул ему Рафаэль.

– Я кладу их к себе в карманы, – был ответ. – Если я положу их в бадью, вы еще вытянете ее, а про меня и забудете.

– Но риата может лопнуть от такой тяжести, – предупредил его Рафаэль.

– Риата-то, может, и не выдержит, зато воля моя выдержит, потому что тут уж я не сдамся, – заявил Гиллермо.

– А если риата лопнет?.. – снова начал было Рафаэль.

– Ну что же, есть выход, – сказал Гиллермо. – Спускайся ты вниз. Тогда первым поднимут меня. Потом в бадье поднимут деньги, а уж: в третью и последнюю очередь – тебя. Вот это будет справедливо!

Рафаэль оторопел, у него даже челюсть отвисла, и он не мог произнести ни звука.

– Ну, так как же, Рафаэль, ты спустишься?

– Нет, – ответил он. – Клади все серебро в карманы и вылезай вместе с ним.