Сердца трех

В тот же миг Генри поднял ногу и так двинул Торреса в бок, что тот не устоял и отлетел к Френсису; Френсис, в свою очередь, не замедлил как следует пнуть его с другого бока. Так они кидали Торреса друг другу, точно футболисты, пасующие мяч, пока жандармы, наконец, не схватили их и не принялись, пользуясь их беспомощностью, избивать. Торрес не только поощрял жандармов возгласами, но и сам вытащил нож; дело, безусловно, кончилось бы кровавой трагедией, как это нередко случается, когда вскипит оскорбленная латиноамериканская кровь, если бы вдруг не появилось десятка два вооруженных всадников, которые бесшумно выехали из-за деревьев и так же бесшумно стали хозяевами положения. Иные из этих таинственных незнакомцев были одеты в парусиновые рубашки и штаны, другие – в длинные холщовые рясы с капюшонами.

Жандармы и плантаторы в ужасе попятились, крестясь и бормоча молитвы.

– Слепой разбойник! – Суровый судья! – Это его люди! – Мы погибли! – неслось со всех сторон.

Только один многострадальный пеон метнулся вперед и упал на окровавленные колени перед человеком со строгим лицом, который, как видно, предводительствовал людьми Слепого разбойника. Из уст пеона полились громкие жалобы и мольбы о справедливости.

– А знаешь ли ты, о какой справедливости просишь? – гортанным голосом спросил его предводитель отряда.

– Да, о Суровой Справедливости, – ответил пеон. – Я знаю, что значит обращаться к Суровой Справедливости, и все же обращаюсь, потому что жажду справедливости, и дело мое – правое.

– Я тоже требую Суровой Справедливости! – воскликнула Леонсия, сверкая глазами. И тихо добавила, обращаясь к Френсису и Генри: – Какова бы ни была эта Суровая Справедливость.

– Едва ли это будет хуже того, что мы можем ожидать от Торреса и начальника полиции, – в тон ей шепнул Генри и, смело шагнув вперед, обратился к предводителю отряда: – Я тоже требую Суровой Справедливости.

Вожак кивнул.

– И я тоже, – сначала шепотом, а затем громко заявил Френсис.

Жандармам, как видно, было все равно, а плантаторы дали понять, что готовы подчиниться любому приговору, какой соблаговолит им вынести Слепой разбойник. Запротестовал только начальник полиции.

– Быть может, вы не знаете, кто я? – чванливо спросил он. – Я – Мариано Веркара-и-Ихос, представитель старинного именитого рода, всю жизнь занимающий высокие должностные посты. Я – начальник полиции Сан-Антонио, ближайший друг губернатора, доверенное лицо правительства Панамской республики. Я носитель закона. Вообще в стране нашей существует только один закон и одна справедливость – для всей Панамы и для Кордильер тоже. Я протестую против того, что вы тут установили у себя в горах закон, который называете Суровой Справедливостью. Я пошлю солдат арестовать вашего Слепого разбойника и упрячу его в Сан-Хуан, чтобы сарычи склевали там его.

– Я бы советовал вам все-таки не забывать, – насмешливо предупредил Торрес разбушевавшегося начальника полиции, – что вы не в Сан-Антонио, а в дебрях Хучитана. И у вас здесь нет никакой армии.

– Вот эти двое – нанесли они обиду кому-нибудь из тех, кто взывает сейчас к Суровой Справедливости? – резко спросил вожак.

– Да, – заявил пеон. – Они били меня. Все меня били. И вот эти тоже били – без всякой причины. У меня рука вся в крови, а тело в ссадинах и кровоподтеках. Я снова прошу защиты и обвиняю этих двух в несправедливости.

Вожак кивнул и жестом приказал своим людям разоружить пленных и приготовиться в путь.

– Справедливости!.. Я тоже требую справедливости, одинаковой для всех! – крикнул Генри. – А у меня руки связаны за спиной. Пусть тогда всех свяжут или же развяжут и нас. Ведь связанному идти трудно.

Тень улыбки мелькнула на губах вожака, и он велел своим людям разрезать ремни – убедительное доказательство того, что жалоба Генри была справедлива.

– Ух! – Френсис лукаво посмотрел на Леонсию и Генри. – Если мне не изменяет память, то этак миллион лет тому назад я жил в одном тихом, захолустном городишке под названием Нью-Йорк, где мы наивно мнили себя отчаянными головорезами, потому что резались в гольф, воевали с Таммани-холлом [17], как-то раз помогли отправить на электрический стул инспектора полиции и лихо брали прикуп, имея четыре взятки на руках.

– Ух ты! – воскликнул через полчаса Генри, когда они вышли на перевал, с которого открывался вид на панораму вершин. – Ух ты черт рогатый! Эти длиннорясые парни с ружьями совсем уж не такие дикари. Смотри-ка, Френсис! Да у них тут целая система сигнализации! Видишь вот это дерево, а потом вон то, большое, на другой стороне ущелья. Посмотри, как у них качаются ветки.

Последние несколько миль пленников вели с завязанными глазами, затем, не снимая с них повязок, впустили в пещеру, где царил тот, кто олицетворял Суровую Справедливость. Когда повязки были сняты с их глаз, они обнаружили, что находятся в просторной и высокой пещере, освещенной множеством факелов, а перед ними на троне, высеченном в скале, восседает слепой старец в холщовой рясе; у ног его, касаясь плечом его колена, примостилась красавица метиска.