Сердца живых

Тюремная камера была небольшая — длиной в три и шириной в два метра, с таким низким потолком, что до него можно было дотянуться рукой. Маленькое слуховое оконце помещалось под самым потолком, разбитое стекло пропускало лишь немного света и тонкую струю воздуха. Дверь камеры выходила во двор казармы, и, прильнув к щели, Жюльен мог видеть его. Два раза в день дневальный приносил ему кусок хлеба и миску похлебки из мяса и овощей. Почти каждый вечер кто-то просовывал в разбитое стекло кусок сыра или полплитки шоколада. В первый раз Жюльен крикнул «Спасибо!», но за дверью только проворчали: «Молчи уж». Он припал к щелке, надеясь разглядеть неизвестного благожелателя, но тот уже скрылся за поворотом коридора.

В камере Жюльен сидел один. Перед тем как его привезли сюда, в Каракассоннскую казарму, он три дня провел под замком в помещении жандармского отряда. Когда он в первый раз проснулся в арестантской, стороживший его жандарм сказал:

— Тебе повезло, что ты к нам попал. Начальство пока не знает, как с тобой поступить, и запросило указаний. Может, тебя перешлют во французскую тюрьму.

Жюльен все еще не мог прийти в себя, он был в каком-то оцепенении, мысли блуждали, его бил озноб. В голове все смешалось: воспоминание о Каранто, неподвижно лежащем под деревьями, и о том, как он сам, потеряв голову, убегал от погони; жуткая ночь в лесу, когда, подстегиваемый страхом, он часами брел вперед, а потом отлеживался в канаве, точно зверь в норе. Он проблуждал в лесу целую ночь, день и еще одну ночь. Потом в его памяти образовался провал. Пришел он в себя только в жандармской машине… В казарму его привезли поздно вечером в закрытом грузовике. Прошло уже пять дней, а он все сидел в этой камере один, не видя никого, кроме дневальных, приходивших сюда под наблюдением сержанта и не отвечавших ни на какие вопросы.

На шестой день утром за ним пришел сержант в сопровождении двух солдат.

— Пойдешь к капитану, — сказал он.

Они прошли двором и поднялись на второй этаж. Капитан занимал небольшую комнату в казарме: в ней стояли походная кровать, стол светлого дерева, три стула и этажерка. Это был человек лет пятидесяти, высокий, худой, волосы у него были подстрижены бобриком, а над верхней губой топорщились седые усики. Отпустив сержанта и солдат, капитан несколько мгновений неподвижно стоял у стола, внимательно разглядывая Жюльена.

— Ничего не скажешь, хорош, — сказал он наконец.

Жюльен вытянулся перед офицером. Капитан подошел к нему, дотронулся пальцем до разорванной куртки и провел по длинной темной полосе, которая тянулась от плеча до пояса.

— Что это? Кровь? — спросил он.

Жюльен молча кивнул и понурился.

— Ты был ранен?

Юноша вздохнул, посмотрел на офицера, вперившего в него суровый взгляд, потом ответил:

— Нет, это не моя кровь.

— Тогда объясни, в чем дело. Ты дрался?

— Нет, у товарища, с которым мы были в горах, хлынула горлом кровь. Я тащил его на спине и перемазался в крови.

— Он что, серьезно заболел?

Жюльен снова опустил голову и тихо сказал:

— Он умер.

Наступило молчание; капитан глубоко вздохнул, как будто новость эта принесла ему явное облегчение. Потом положил руку на плечо Жюльена и сказал:

— Посмотри мне в глаза… Он умер, когда ты его нес?

Жюльен подробно рассказал о смерти Каранто. Офицер внимательно слушал, и лицо его прояснялось. Когда Жюльен умолк, капитан велел ему сесть и сам опустился на стул. Упершись локтями в крышку стола, он постукивал своей зажигалкой, вертел ее в пальцах, перебрасывал из одной руки в другую. Так продолжалось довольно долго. Скорчившись на стуле и уронив руки на колени, Жюльен не шевелился. Наконец капитан заговорил:

— Я просматривал твое личное дело. Ты родом из департамента Юра. Я тамошних людей знаю. Мой брат был учителем в Сен-Клоде, и я как-то ездил к нему. О бургундцах говорят: упрямые головы! Как в той прибаутке: «Эй, бургундец, сдавайся, чудак! — Нашли дурака! Как бы не так!» Да, я тамошних людей знаю. Сразу вспоминается Лакюзон. Твой друг Каранто родом из Савойи, там тоже крепкий народ. Мне было бы, — он подбирал слова, — мне было бы очень больно, если бы я узнал, что ты бросил товарища в беде…

Жюльен вскочил:

— Я?

— Мне хотелось самому убедиться.

— Значит, вы знали, что он…

— Знал. Труп Каранто подобрали еще до того, как тебя схватили.

И капитан рассказал Жюльену, что молодчики из так называемой подвижной республиканской охраны, преследовавшие солдат, наткнулись на тело Каранто, а потом потеряли след Жюльена.

— В сущности, тебе здорово повезло, — продолжал офицер. — Попадись ты к ним в лапы, они бы, по всей вероятности, тут же выдали тебя фрицам. Жандармы поступили лучше, чем можно было от них ожидать: они ничего не стали предпринимать сами, а предупредили меня. Правда, они ничем не рисковали. Они не обязаны были вас разыскивать. Просто задержали солдата и по документам установили, что он из моей части.

Капитан замолчал и на минуту задумался. Снова повертел в руках зажигалку. Вытащил из ящика стола пачку сигарет и протянул Жюльену; тот отказался. Закурив, офицер сказал: