Сердце Анубиса

И когда я заканчиваю еще один душераздирающий романс, в дверях я вижу вездесущего Васю в ослепительном костюме, а рядом двух женщин, одна из которых смотрит на меня не так, как все. Я понимаю, что я уже на небесах, в раю, среди арф и перистых облаков, потому что я сейчас вижу то, что я хочу видеть – Грустную Лису собственной персоной и, наконец-то, звук приходит в этот мир. Вместе с ним приходит и осознание моего жутко пьяного состояния. Господи, весь этот мир такой пьяный, я с ним не хочу иметь ничего общего. Что это за вселенское алкогольное отравление! Надо что-то делать в глобальном масштабе. Где, мать твою, ООН и прочие гондурасы! Неужели никто не видит, что мир спивается на глазах? А кто будет увеличивать валовой доход на душу населения, кто будет защищать родину, мать твою, от агрессора. Этим людям нельзя давать в руки оружие – они все лыка не вяжут. Вы посмотрите на немого диктора в экране почему-то работающего телевизора – это же ходячий цирроз печени! А дом этот кто строил? Почему он не может и секунды простоять на месте, почему нужно обязательно крениться хуй знает куда? Я вас спрашиваю, жертвы антабуса! И я, бросив гитару, полез через чьи-то ноги к этой рыжей женщине, потому что не мог я больше жить без нее ни минуты…

Вася в ослепительном костюме уплыл куда-то влево, оставив легкое недоумение на тему – «откуда он здесь». Стоящая рядом с ним женщина уплыла куда-то вправо, оставив легкое недовольство на тему – «я тут живу». И я остался один на один с Грустной Лисой, и мы взлетели над перистыми облаками, и рухнули в звенящую тишину… Мы были одни, несмотря на веселящееся вокруг собрание конченых алкоголиков. Я плыл с ней по воздуху как раскаявшийся вампир.

– Хочешь, я спою тебе песню, Лиса? – спросил я.

Рыжие глаза с искрами вокруг зрачков, рыжие волосы водопадом, свитер пушистый, как первый снег – я умирал от ее грусти, как собака. Если б я мог выть – я бы завыл.

– Хочу… – она сказала это так, словно я улетал навсегда. И я запел.

Перепутай взгляды лю’бых и любы’х…Пусть под эту музыку идет канитель…

Отмеряя искры ка’пель голубыхГорькая как осень летит капе?ль.Заколышет яркие ветер плащи,Ты ему, весеннему, не доверяй.Ты меня, залетного, пойди – поищи,Ты меня, ненужного, пойди – потеряй.Птица моя белая, умру невзначай,Ты и не заметишь шелест песка…Это ли не воля – когда печаль,

Это ли не радость – когда тоска.Это ли не музыка – когда звон,Да под синей жилочкой горит брошь…То ли ты уснула и видишь сон,То ли ты и вправду сейчас живешь.Птица моя белая, горлом яд.Задохнись как раненый, умри, но пей…Белой моей птице нельзя назад –

Горькая как осень летит капель…

– Старик, по этому поводу давай выпьем, – и Вася стал срывать ножом пробку с бутылки.

Я смотрел через весь стол в глаза Грустной Лисы и мысленно стонал. По причине ужасной тесноты, ее примостили на табуреточке напротив и она кое-как там пыталась поудобнее устроится.

– Ты что это в таком костюме?

– А-а, – махнул рукой Вася – Светка выгнала.

– Ну это понятно, но костюм-то зачем?

– В этот раз она меня выгнала с вещами. А это, Алкаш, один из моих свадебных костюмов и я его только раз и надевал. Просто я оставил вещи у балбеса одного, а самое ценное надел на себя. А кольцо сегодня у метро скупщику сдал. Так что на первые три дня деньги у меня есть.

– Светка тебя убьет.

– Не убьет. Это ее кольцо – она ж его не носит. Решит – потеряла. А потом я ей еще куплю. Два. На всякий случай.

– А если не примет?

– Слушай, ну к чему эта лирика! Примет – не примет… Мне ж цены нет!

– Это точно. Давай!

Мы выпили, но у меня уже не было прежней гармонии, с которой начался вечер. Я все смотрел на Лису и мысленно стонал.

– А ты как сюда попал, – спросил я Васю.

– Что я твой голос не знаю, что ли…

– А как тебя пустили?

– Я Ирку, хозяйку знаю. Мы с ней вместе работали. Я вообще тут все общежитие знаю. Да если бы и не знал – не велика беда. Мне ж цены нет. Господа! – Вася встал, в своем ослепительном свадебном костюме. – Давайте выпьем за дам!

Я невольно закрыл глаза. Дальше я все знал – сейчас Вася начнет блистать всем, чем только может, имея в виду конкретную даму. Похоже, это была хозяйка. Я вполуха слушал витиеватый тост, прерываемый смехом, большей частью женским и аплодисментами.