Сердце дикарки

Все, подумал Илья, упрямо глядя в стену. Все. На что надеялся, старый мерин? Что не узнает никто, не пронюхает? Наверняка цыганки, ведьмы, дознались, проследили как-нибудь за девчонкой, когда она, одурев от радости, неслась к нему на кладбище. И, конечно, тут же доложили Насте. Мысли поскакали в разные стороны, как перепуганные лошади. Что делать теперь, господи? Отпираться? Клясться всеми святыми, что чертовы бабы врут, валить все на девчонку? Тьфу, позор какой!.. Да еще перед кем – перед Настькой, которая его как облупленного знает, которой он и врать-то не мог никогда…

– Что – Маргитка? – нашел в себе силы спросить Илья, но сам не узнал своего голоса. Поднять глаза так и не удалось, и голос жены донесся до него, как сквозь перину.

– Гришка просил меня… Он хочет Маргитку за себя взять, просил, чтоб я с тобой поговорила. Да что с тобой?

– Ничего, – едва сумел выговорить он. Так вот что… Гришка… Гришка… Гришка!

– Что с тобой, Илья? – уже чуть испуганно переспросила Настя, глядя в изменившееся лицо мужа.

Чувствуя, как понемногу отпускает сжавшая горло судорога, Илья подумал: слава богу, что от свечи света почти нету, а то руки дрожат, как будто кур воровал. Да-а-а… Ну и шутки у господа бога, однако. Испуг прошел, и вместо него накатила беспричинная душная злость – на себя, на Настю, на этого сопляка Гришку, на вертихвостку Маргитку, которая уже успела и парню голову задурить между делом. Дэвла, поубивать бы их всех и… и уехать в табор! К своим! К Варьке! Надоело все к чертям!

– Сватать, значит, хочет? Ну, так вот что я тебе скажу. В своей семье пока я хозяин! Насчет Дашки с Яшкой – поглядим, еще неизвестно, захочет Митро слепую невестку или нет. А Маргитку я в дом не возьму, хоть сдохните! Не возьму, и все!

– Почему? – шепотом спросила Настя.

Илья видел, что она и в самом деле сильно удивлена, но это лишь подхлестнуло его.

– Почему?! А тебе тут про нее ничего не рассказывали? Девке семнадцать всего, а она целыми днями одна по Москве хвост задравши бегает! Ни отец, ни мать ничего поделать с ней не могут! И не ты ли мне рассказывала, что она Митро в грош не ставит? Отца не слушает, так неужели мужа будет? И ты подумай немного головой своей бабьей. Совсем рехнулась – за сына потаскуху сватать? Послушай, что про нее говорят! Погляди на нее! Хочешь, чтобы Гришка через неделю и свою жизнь, и нас с тобой проклял?

– Но ведь Гришка… – начала было Настя. Но Илья перебил ее:

– И не смей со мной больше об этом! Все! Хватит!

Настя что-то еще сказала, но Илья, не слушая ее, вышел за дверь, хлопнув ею так, что звон пошел по всему дому, сбежал вниз по лестнице и вылетел из темных сеней на улицу. Ночная Живодерка была пуста, ветер шелестел мокрыми листьями, дождь тут же намочил рубаху, и стало холодно. Илья передернул плечами. Зная, что Настя сейчас стоит у окна и смотрит на него, торопливо пересек темный двор, вышел за калитку и пошел прочь – сам не зная куда.

– Ну, все, чавалэ, готово дело! – весело сказал Яшка, входя во двор Большого дома. – Федор запил.

Двор взорвался недоверчивыми возгласами. Молодые цыгане попрыгали с лестницы, из-за дома прибежали дети, из окон свесились головы девчонок. Яшку тут же окружили, затормошили, засыпали вопросами.

– Правда или нет?

– Ты точно знаешь, морэ?

– Может, не всамделе?

– Куда уж всамделистей! – смеясь, отмахивался Яшка. – Сам видал только что – идет по Грузинской, весь щеглами обвешанный, свиристят, проклятые, как на ярмарке. Верный знак! Ну – кто смелый со мной к Толоконникову?

Дом купца Толоконникова, двухэтажный, с флигелями и мезонином, был самым большим и красивым на Грузинской улице. Его окружал роскошный сад фруктовых деревьев, и в середине лета сквозь густую листву светились желтые и розовые яблоки, тяжелые, темные вишни, коричневые, исходящие на солнце соком груши. До самых холодов хозяйка с прислугой собирали с ветвей это великолепие и варили варенье, дразня запахами все окрестности. Хозяин дома, купец-промышленник Мелентий Силыч, страстно увлекался ботаникой и в своем саду выводил необыкновенные сорта роз и пионов, прививал заморские груши к русским рябинам и год за годом пытался – правда, пока безрезультатно – выращивать под колпаками апельсины и лимоны. Но главной гордостью толоконниковского сада был крыжовник. Поговаривали, что во всей Москве не найдется такого сорта, который хозяин привез из Парижа. Знающие люди божились, что и во всей загранице таких кустов раз-два – и обчелся. К середине лета созревали ягоды, тяжелые, прозрачные, медового цвета, светящиеся мелкими косточками, каждая со сливу величиной. Смотреть на это чудо приезжали даже профессора Московской академии. Про толоконниковский крыжовник по Москве ходили легенды, но даже самые отчаянные смельчаки не могли похвастаться тем, что пробовали его.