— Что вы хотите от нас? — спросил Хаджар, не прерывая зрительного контакта.
— Мы? — удивился пузан. — От вас? Видят Вечерние Звезды — ничего. Это вам, чужакам, понадобилось нарушить наш покой.
— Тем, что оказались около входа в ваш город? — подал голос Эйнен. — Если бы вы почаще высовывались из своей норы, то заметили бы, что мы появились из пространственного разлома.
Пузан повернулся в сторону соседней ванны, смерил Эйнена оценивающим взглядом и пожал плечами.
— Появились ли вы из разлома, прискакали на пустынных воронах, прилетели на летающем ковре или вас сюда бережно опустил Яшмовый Император — не имеет никакого значения. Чужакам вход в подземный город запрещен.
Хаджар мог поспорить с данным утверждением. Он знал как минимум одного такого “чужака”, который проник сюда и, более того, стал учеником Мудреца.
— Южный Ветер, — произнес Хаджар. — Мой учитель Южный Ветер — он был учеником Мудреца. Его печать со мной.
— Южный Ветер, — повторил пузан, делая вид, что пытается кого-то вспомнить. — Южный Ветер… Южный Ветер… не помню никого с таким именем.
— Он сменил имя на Вечный Ручей, — не оставлял попыток Хаджар. — А еще на лидуский манер называл Море Песка Жаркой Долиной.
— Все еще ни о чем не говорит.
Пузан продолжал разглядывать ванну, порой проверяя что-то, понятное и очевидное только ему самому. Делал он это весьма буднично. Простыми, отработанными движениями. Будто уже далеко не впервой ему заниматься подобной работой.
— Тогда Сера, — Хаджар заметил, как невольно вздрогнул странный мужчина. Это внушало оптимизм. — Ведьма Сера. Она была женой моего брата. Не очень долго, правда, но все же! А мне — хорошим друг…
Хаджар не смог договорить. Пузан провел пальцами по жезлу, и в ту же секунду по животу Хаджара будто настоящий гигант ударил железным кулаком. Невидимым, тяжеленным воздушным кулаком.
Вместе с хрипом из глотки Хаджара вырвалась струйка крови. Утекая по уголкам губ, она растворялась в зеленой жидкости.
— Мы нашли ее амулет в твоих одеждах, чужак. — Голос незнакомца пропитался сталью и обернулся в холод. — Серу многие здесь любили и уважали, так что не советую больше произносить ее имени.
— Но…
И еще один удар заставил Хаджара задергаться в рефлекторных попытках защититься. В этот момент он весьма отчетливо представлял себя на месте глупой мухи, запутавшейся в цепких паучьих сетях.
— Не знаю, как ты одолел одну из лучших учеников Мудреца, но твоя ложь будет очевидна всем, кто хоть немного был знаком с Серой. — Мужчина поднялся, повернулся к Эйнену и наградил его точно таким же невидимым воздушным ударом.
— Меня-то за что… — просипел островитянин, так же сплевывая кровью.
Проигнорировав стенания Эйнена, пузан вернулся взглядом обратно к Хаджару.
— Сера никогда не любила… мужчин, — сказал он, — и многочисленные ее любовницы тому свидетельство. И не знаю, какую судьбу ты себе выберешь, но не советую попадаться на глаза ее сестре. В то, что ты смог убить Серу, не верит никто из знавших ее, но Тилис это не остановит. Она поклялась, что отмстит за смерть сестры.
С этими словами мужчина развернулся и пошел куда-то в сторону, недоступную взору Хаджара. Внезапно вспышка памяти пронеслась в сознании, и на его поверхность всплыло имя.
— Рамухан! — окликнул Хаджар. Звук шагов стал тише, а потом и вовсе прервался. — Видят Вечерние Звезды, знает Великая Черепаха, слышат демоны и боги, я бы тоже этого хотел… отомстить за ее смерть. Вот только, увы, нет того смертного, жизнь которого можно было бы положить на ее погребальный костер.
Некоторое время в помещении висела гробовая тишина. Даже летучие мыши, до того весьма активно нарушавшие покой безмолвия, испуганно затихли.
— Расскажешь об этом Тилис, — слегка насмешливо ответил пузан и еще более насмешливо добавил: — Если доживешь.
Шаги вновь возобновились, а за ними и глухой стук каменной двери. Или, быть может, заслонки. Воображение Хаджара, разгулявшееся за время, проведенное в лицезрении неизменного потолка, и вовсе нарисовало откидной мост.
— А ты уверен, что у тебя был брат, а не сестра? — с явной болью в голосе спросил Эйнен.
— В брате я уверен, — хмыкнул Хаджар, — а вот в тебе — не особо.
— Удивлен, что тебя это интересует. Я слышал, на севере все строго с мужеложцами. Говорят, они у вас не доживают и до сорока весен.
— Никогда этого не понимал, но, тем не менее, за полгода ни разу не видел тебя обнаженным.
— Демонстрация наготы… — Лицо островитянина, судя по тону, наверное, перекосило, как от судороги. — Все же ты действительно варвар. На моей родине человека голым видят только его родители, пока он еще не может самостоятельно помыться. А затем либо жена, либо муж.
— У всех свои причуды…
Еще некоторое время они спорили на тему наготы и варварства отдельно взятых регионов. Хаджар никак не мог понять, что такого уникального островитяне обнаружили в наготе, а Эйнен, наоборот — давил на термин “срам”.