Они вышли в тускло освещенное фойе; в высоких серых окнах гремел дождь. По обе стороны двери в боковой стене стояло по воину из монсийской стражи. Биттерблу миновала дверь и оказалась на крытой террасе, выложенной сланцевыми плитами. С террасы открывался вид на поляну, усеянную мокрым львиным зевом. За полосой цветов стояло приземистое каменное здание, из труб которого поднимался дым. Оттуда доносился мелодичный металлический звон разной высоты и темпа, из чего можно было предположить, что поиски кузницы окончились удачно.
– Гиддон, вам не показалось немного грубым, что Катса не поздоровалась сейчас с вами во дворе? Вы ведь уже довольно давно не виделись, разве нет?
Тот встретил ее слова почему-то широченной улыбкой, даже хохотнул:
– Мы с Катсой друг друга недолюбливаем.
– Почему? Что вы ей сделали?
– Отчего же обязательно я?
– А что? Я не права?
– Катса умеет дуться, – сказал Гиддон, все еще ухмыляясь, – годами.
– А мне кажется, что дуетесь как раз вы, – горячо выпалила Биттерблу. – У Катсы преданное сердце. Она не станет никого недолюбливать без причины.
– Ваше величество, – кротко заверил он, – я не желал оскорбить ни вас, ни ее. Всей храбрости, какая есть во мне, я научился у Катсы. Не побоюсь сказать, что ее Совет спас мне жизнь. Я готов работать плечом к плечу с ней – не важно, здоровается она со мной во дворах или нет.
Его тон и слова отрезвили Биттерблу. Она разжала кулаки и вытерла руки о юбку.