Сердце, которое мы не знаем. История важнейших открытий и будущее лечения сердечно-сосудистых заболеваний

Вскоре Грюнциг стал одним из самых знаменитых врачей-исследователей своего времени. Он щедро разделил свои лавры с такими людьми, как Доттер и Мейсон Сонс, заложившими те основы, которые позволили ему провести первую периферийную и коронарную баллонную ангиопластику в мире. Грюнциг с энтузиазмом передавал свои знания молодым коллегам, проводя очень популярные курсы, на которых обучал людей со всего мира своей методике. Однако он обзавелся и врагами, самые горластые из которых окопались неподалеку от Цюриха, где Грюнциг жил и работал. «Он признавался, что Цюрих его разочаровал», – рассказывает Спенсер Кинг, который тогда сделал неожиданный ход и пригласил Грюнцига в Университет Эмори в Атланте, штат Джорджия, куда тот и переехал в 1980 г. Руководитель Кинга первое время сомневался в правильности этого решения: «Уиллис [Хёрст] сказал: “Не надо с ним связываться, он примадонна”». Но вскоре он изменил свое мнение: «Спустя десять минут Уиллис Хёрст уже был его горячим сторонником».

В Эмори Грюнциг продолжил блистать: он приглашал людей со всего мира посмотреть, как он проводит баллонную ангиопластику в лаборатории катетеризации в режиме трансляции, которая велась на большом экране в соседней аудитории. Операции не всегда шли по плану. Был один пациент с изолированным сужением в передней межжелудочковой артерии, похожим на то, что было у Бахманна. «Когда он надул баллон, случилась остановка сердца, пришлось проводить сердечно-легочную реанимацию, и трансляцию прервали, – рассказывает Кинг и шутливо добавляет: – Мы спасли немало жизней тем, что убедили половину аудитории никогда не делать эту процедуру».

После переезда в Америку «он превратился из парня, живущего в квартирке над магазином велосипедов с женой-психоаналитиком» в колоритного, экстравагантного мужчину. Грюциг развелся с супругой и женился на студентке-медичке, стал покупать дорогие дома и вести себя очень нескромно, но, по словам Кинга, «его преданность пациентам и научным изысканиям оставалась неизменной».

У Кинга сохранилось немало ярких воспоминаний о времени, проведенном с Грюнцигом, но больше всего ему запомнилось утро понедельника, 28 октября 1985 г., когда ему позвонили из лаборатории катетеризации: пять пациентов ждали своей очереди на процедуру к Андреасу, но на работе его не было.

«Мы позвонили ему домой, но никто не ответил. Чуть позже мы выяснили, что он должен был улететь на остров Си-Айленд, где купил ранее недвижимость. К тому времени он уже был очень состоятельным человеком».

Грюнциг имел лицензию на управление самолетом и вместе с молодой женой полетел в свой дом на острове. Кинг позвонил в местный аэропорт. «Там мне сказали, что надо звонить в Федеральное управление гражданской авиации. Еще сказали обратиться к шерифу округа Джонс, штат Джорджия, чуть севернее Мейкона».

Дозвонившись до офиса шерифа, Кинг узнал ужасную новость: «Мы получили сообщение об авиакатастрофе. Пытаемся добраться до места крушения на бульдозере – лучше приезжайте сами». Когда Кинг оказался на месте, там уже ничего не осталось. Грюнциг, которому было 46 лет, и его жена погибли. Самолет попал в бурю и рухнул, никакие технические проблемы выявить не удалось. «Те, кто его знал, не сильно удивились, что он закончил свой путь именно так».

В истории медицины мало таких, кто обладал бы всеми уникальными качествами Андреаса Грюнцига. Он был дерзким первопроходцем, полностью посвятившим себя своей идее, преданным делу врачом, готовым проводить крайне рискованные процедуры. Вместе с тем он никогда не демонстрировал явно агрессивное поведение и подходил к своим исследованиям с большой тщательностью и осторожностью. И при этом он обожал закатывать шумные вечеринки, пытался забраться на кокосовую пальму в одних плавках – но сорвался и рухнул вниз, лазил в полном одиночестве по швейцарским Альпам и даже дал своему ученику провести ему самому ангиопластику, а потом явился на вечеринку и рассказывал всем, как прекрасно себя после нее чувствует.

Хотя Грюнциг погиб, его наследие продолжает жить, и передняя межжелудочковая артерия Адольфа Бахманна, по последним данным, все так же свободно пропускает кровь[310]. Баллонная ангиопластика, расширение просвета коронарной артерии за счет раздутого внутри нее баллона, была, однако, далеко не безупречной процедурой. В отличие от Адольфа Бахманна, у большинства пациентов артерии закупоривались снова. Для многих эта операция была что мертвому припарки: бляшку вдавливали в стенку сосуда, а она лезла наружу опять. Но ангиопластика проложила путь для другого великого изобретения в сфере интервенционного лечения коронарного атеросклероза – стентов.