Сердце крысы

Однако в моем сознании уже сидел по шляпку вколоченный гвоздь – она! Я даже как-то поймал себя на мысли, что ревную её к шефу. Потом стал ревновать к Милеву, а это равнозначно ревности к большому телеграфному столбу, к тому же – поваленному.

Это была даже не ревность, а уже сложившаяся привычка иметь её в своих мыслях безраздельно. Меня страшно бесила её привычка всем прислуживать.

Живет она с полоумной теткой, будто нельзя её отправить в богадельню. Если бы это был нормальный человек – тогда ладно. Но ведь это же просто гарпия какая-то бескрылая! Чистый вампир! Не просто век заедает, но и кровь пьет литрами. Но она не страдает от этого, нет! Она просто тащится от себя самой, от своего благородного самопожертвования. Это и есть её хлеб насущный.

Похоже, в её скудной головке, я это давно заприметил, родилась и уже брыкала ножками какая-то угрюмая решимость – стать юродивой.

Такие как она, не успев родиться, уже вполне осознают свою виновность и, едва оторвавшись от материнской груди, с энтузиазмом начинают искупать свой несуществующий грех.

Меня это просто бесит. Почему? Разве не ясно? Да потому что закон своих действий она ищет в другом человеке, вне самой себя. А между тем, личность должна довлеть над общим – и здесь мы с Милевым два сапога пара. Причем – оба правые.

Чувственное в ней задвинуто в область запредельного, а это ещё одна реальная опасность! Это мощный посыл для превращения простого сермяжного, невинной эротики, в жестокий секс-эпил.

Я бы мог ей, конечно, на пальцах объяснить, что греха на ней нет вообще, а если бы и был, то его противоположностью должна быть вовсе не постная добродетель, а несокрушимая вера в меня. Ибо только я знаю, что отчаяние – лишь оборотная сторона догмата о первородном грехе. Только отчаявшись окончательно, можно понять, где и как спасаются грешные.

Отчаиваются многие, но это совсем другое. Многим не нравится их внешность, их положение в обществе и другое. Им бы хотелось поменяться с кем-нибудь местами – с теми, кто более красив, умен, силен, удачлив, талантлив. Мысленно такой человек уже видит себя иным и лишь изредка совершает краткие визиты к своему собственному «я», не начались ли уже долгожданные перемены?

Но они, эти заскорузлые завистники, ещё более безнадежны, чем те, кто вовсе не задумывается над особенностями блуждающей в потемках национальной души. Отчаянное нежелание быть самим собой приводит к ситуации, когда и вовсе спасать нечего – у живущего «здесь и теперь» собственное «я» рассыпалось в песок мгновений и обратно уже ничего не собрать. Разрозненные вспышки совести лишены последовательности и единства, ничем не скреплены друг с другом, случайны и оторваны от окружающих реалий. И потому вместо собственного «я» наличествуют миражи воображения, раздутая, как мыльный пузырь, безликость, и, в конце концов, – аморализм и настоящий грех.

Моё же недовольство собой отчаянно в самом высоком смысле – это отчаяние-вызов. Я хочу быть самим собой вопреки всем призывам нашей пошлой жизни. Моё Я – это вовсе не то, что случается с человеком в силу разных обстоятельств, моё Я – это мой личный свободный выбор.

Реализация моего Я зависит не от мечтаний и грез, моё прошлое никогда не станет прошедшим, ибо для меня всегда существует моральная ответственность.

И моих собственных сил хватит на то, чтобы сделать это.

И Я сделаю это! Я за свои слова отвечаю.

Впрочем, я не создаю никакой системы и не обещаю ничего хорошего создать в этом смысле. Я просто хочу быть в ладу с самим собой, и больше ничего. Я пишу эти записки без всякой надежды на последователей и даже читателей, пишу, потому что для меня это роскошь, – тем более притягательная и очевидная, чем меньше тех, кто, возможно, купит и прочтет написанное. Я вовсе не хочу быть властелином дум своего поколения, а тем более – поколений грядущих, и прочее.

Я с легкостью предвижу свою судьбу, зная, что придет то время, когда надо будет расстаться со страстями, чтобы всецело служить своей вере в абсолютное знание, и я не буду забивать свою голову тем, как сделать эти записки удобоваримыми для «простого читателя». Я вовсе не тот вежливый помощник садовника из газетного объявления, который, держа шляпу и рекомендации в одной руке, другую протягивает «лодочкой», предлагая себя и свои потроха вниманию почтеннейшей публики.

Я заранее предвижу свою судьбу – быть забытым или вовсе не узнанным. И я догадываюсь о самом ужасном – о том, как прилежная критика все тайно переделает на школьный лад и выдаст этот «греческий салат» за «вкусную и полезную» пищу, сотворенную не безымянным, а вполне официозным, каким-нибудь автором Пупкиным.

Но я впадаю в состояние глубочайшего преклонения перед каждым, а может, и тем единственным читателем, который всё же отважится разобраться во всем этом сумбуре до конца с надеждой на духовный контакт с автором сего бредового писания.

Желаю всего наилучшего всем этим замечательным существам и особенно каждому в отдельности! Успехов в работе и также счастья в личной жизни! Вагон и маленькую тележку. Привет вам от меня с кисточкой!