Сердце метели

Наташа прошла по серому ковру с длинным ворсом, открыла дверь ванной комнаты. Она была черно-белой, с душевой кабиной. Черные полотенца, белый махровый халат, дорогой мужской туалетный набор. Одна зубная щетка. Ничего не говорило даже о временном присутствии женщины. Наташа прошла дальше, вошла в кабинет. Тяжелая дубовая мебель, светлые стены, компьютер на столе, книжные полки, мраморный журнальный столик с пепельницей. Очень уютно, ничего, напоминающего офис. Наташа остановилась на пороге спальни. «Наверное, здесь он жил, когда был студентом». Комната была оформлена в мягких коричневых тонах. Двухспальная кровать, красивые светильники. На постели лежал пульт от телевизора, на прикроватной тумбочке — заложенная книга на чешском языке. Наташа взяла ее в руки — Кнут Гамсун, «Пан». Она заметила, что Карел с улыбкой наблюдает за ней с порога.

— Я уже иду, лейтенант, — улыбнулась она в ответ.

На кухне был красиво сервирован легкий ужин, стояла открытая бутылка «Бордо».

— За премьеру, — сказал Карел.

Наташа взяла бокал.

— За лейтенанта Глана, — ответила она.

— Ты любишь эту книгу?

— Я, кажется, начинаю любить тебя. Все очень вкусно, спасибо. Я пойду приму душ, ты не возражаешь? — проговорила Наташа, не оставляя сомнений в своих намерениях.

Карел побледнел от волнения, встал.

— Я принесу тебе халат и полотенце. Счастье мое, мне просто не верится.

Через минуту он вернулся. Она медленным движением взяла вещи у него из рук, взглянула в глаза. То, что она в них увидела, заставило ее счастливо вздохнуть. Она закрыла дверь, разделась, посмотрела на себя в зеркало. Войдя в душевую кабину, решительно подставила струям воды лицо. «Глупо ложиться спать накрашенной. Во-первых, вредно, а во-вторых, если все это серьезно, пусть видит меня такой, как есть».

Принимая душ, она думала о том, что квартира Карела говорит о многом — в частности, об уютном, хорошо обустроенном одиночестве закоренелого холостяка. Вряд ли он собирается с ним расстаться, решила она, вытираясь черным полотенцем и надевая черный же махровый халат. Расчесала волосы, задержала дыхание и вышла. Карел прижал ее ладонь к губам.

— Какая ты молодая и красивая, — прошептал он. — Выпей еще вина, я быстро.

Ей было немного страшно, и она выпила полный бокал, «Бордо» приятно растеклось по жилам, успокаивая ее тревогу.

Выйдя из ванной, Карел подхватил ее на руки и понес в спальню, бережно положил на постель, опустился рядом на колени, целуя ее нот.

— Иди ко мне, — прошептала она. Он гибко разогнулся, сбросил халат. Он был юношески строен, но очень силен даже на вид. Наташа села на постели, сняла халат, протянула ему. Ее тело матово белело на фоне темно-коричневого постельного белья. Она подняла руки, вынимая из волос шпильки, и он прикрыл глаза от восторга, когда светлый водопад хлынул на ее плечи, укрывая их плащом.

— Как я люблю тебя, как люблю. Не могу поверить, что ты здесь. Я так счастлив…

— Обними меня.

Он любил ее так нежно, так осторожно, будто вступал во владение очарованным дворцом, где каждый предмет хранил в себе тайну и мог в любой момент превратиться в туман. Наташу окутывала пелена его нежности, он был так красив в сумраке спальни, даже последняя судорога страсти не нарушила гармонии его черт. Он долго лежал, целуя ее лицо, плечи, любуясь телом, подарившим ему такую радость. «Господи, пусть все, что он говорил, окажется правдой!» — взмолилась Наташа про себя. Ее потрясла гигантская разница между любовью и сексом. Она никогда не испытывала ничего подобного.

— Ты думаешь о чем-то грустном? — перебил ее мысли Карел. — Тебе плохо со мной.

— Что ты! Наоборот, мне так хорошо, как никогда в жизни. Ты такое чудо… — Она поцеловала его в плечо, погладила.

— О чем ты думала? — Он повернул к себе ее лицо.

— О том, что мне скоро тридцать…

— Когда?

— Через неделю…

— На Рождество?

— Да. Только это католическое Рождество.

— Ах да. Оно и протестантское, кстати. Мы принадлежим к разным конфессиям. Это усложняет дело.

— Какое?

— Неважно. Что бы ты хотела получить в подарок?

— Куклу.

— Я серьезно.

— Я тоже. Я их собираю, очень люблю. Не Барби, конечно. Тех, в ком есть индивидуальность. Шью им костюмы.

— Прости, я не понял. Это просто замечательно, считай, вопрос решили. Что еще?

— Ничего. Люби меня…

— Это само собой. Я теперь понял, почему провидение нас так грубо поторопило — надо было успеть до круглой даты… — Они засмеялись, обнялись. — Что ты любишь делать? — спросил он снова.

— Кататься на лошади люблю. Только это было так давно, лет восемь прошло.

— Тогда у меня есть для тебя подарок, настоящий!

— Мне негде держать лошадь, — засмеялась Наташа.

— Жаль, но я не об этом. У меня есть старинный приятель, он разводит в Гемпшире скаковых лошадей. Бывший жокей-любитель. Тебе понравится его жена. Она художник, несколько раз выставлялась — в Лондоне и в Париже. Милые люди. Они будут рады нас принять. Давай встретим Рождество в доброй старой Англии? По-моему, замечательная идея.

— Восхитительная, но совершенно нереальная, по-моему. Он не успеет прислать приглашение…