Сердце метели

— Хорошо, — вздохнула Наташа. — Но сначала скажи, зачем ты ездил домой? Что за «небольшая семейная проблема», ради решения которой твой отец не попросил — потребовал, чтобы ты бросил все дела и вылетел в Прагу перед Новым годом? Меня это не должно волновать?

Он растерялся.

— Но это не касалось нас с тобой, правда. Это то, чего нам действительно не хотелось бы обсуждать ни с кем.

— Посторонним. Да, Карел? Ты это имел в виду?

Он изменился в лице, помолчал. Взял ее руку, поцеловал.

— Я был не прав, Наташа. Ты мне самый родной человек, просто я еще не привык к этому. Проблемы были у моей сестренки, ей всего восемнадцать. Отцу показалось, что с ней что-то не в порядке. Он осторожно проверил и убедился — это наркотики. И не марихуана, гораздо серьезнее. Он не знал, что делать, и вызвал меня. Мать девочки, к сожалению, не имеет на нее никакого влияния.

— И что вы решили?

— Я поговорил с ней. Дело, к счастью, еще не зашло далеко, но в первую очередь необходимо оторвать ее от этой компании. Увы, это университетские друзья. Сейчас она уезжает на ферму, к Фрэнку и Изабель, тем более что обожает лошадей. А летом приедет ко мне, и мы будем решать, где ей продолжить обучение. Она одаренная девушка. Рисует, поет, танцует — но пока окончательно не определилась. В Праге она изучала юриспруденцию, но, кажется, это не для нее. Вот и все. Я успокоил тебя?

— Да, любимый, хотя это очень грустно. У меня, правда, все совсем страшно. Нет, не у меня, не пугайся. Дело не в недоверии, просто я не знала, как ты к этому отнесешься. Мой бывший муж, он умирает. Мы никогда по-настоящему не любили друг друга, но сейчас не в этом дело. Я чувствую, что должна помочь ему. Вернее, не ему, а его матери. Господи, так трудно объяснить…

— Наташа, мне очень жаль. Я понимаю тебя. Но все эти неприятности помогли нам преодолеть недоверие, стать действительно близкими людьми. У него рак?

— Спид.

Карел помрачнел.

— Мы развелись почти десять лет назад. Я здорова.

— Я не об этом думал, Наташа.

— Она относилась ко мне очень хорошо. Ничего не жалела, ни в чем не упрекала, ни во что не вмешивалась. Не говоря уже о том, что полностью нас содержала, пока мы учились. Она очень известная актриса, таких в стране — единицы. И вот у нее уже почти ничего нет, а лекарства безумно дорогие.

— Неужели никто не может ей помочь?

— Хорошо, что ты на это так смотришь. Она воспринимает это как позор. Бьется как рыба об лед, но никуда не обращается. Она меня ни о чем не просила, только позвонить ему и попрощаться. Это нужно лично мне.

Он рассматривал ее некоторое время молча. Потом, закуривая, спросил:

— Это N*?

— Как ты узнал?

— Сопоставил кое-что. Мой приятель, юрист, недавно обмолвился, что одна крупная фирма совместно со своим рекламным агентством подает на нее в суд.

— За что?

— Она подписала контракт, где обязалась в течение двух лет не сниматься ни в какой другой рекламе. И нарушила договоренность несколько раз. Все еще удивлялись, чего ей не хватает. Без работы не сидит, гонорары у нее всегда были большие, и сбережения должны быть.

— Да. Только этого ей не хватало, — грустно промолвила Наташа.

— Теперь к вопросу о благотворительности. Ты это ощущаешь как моральный долг. Как я могу не иметь к этому отношения? Позволь уж мне, пожалуйста, решить эту проблему. И еще одно. Ты моя невеста, почти жена. Мне неловко ездить в машине, когда ты ходишь пешком. Мне неловко днем обедать в ресторане и покупать себе то, что мне нравится, когда вы с матерью живете так бедно. Не спорь, пожалуйста, это правда. Итак, я все-таки куплю тебе машину, причем ту, которая понравится нам обоим, а не ту, которая стоит две тысячи. А эти деньги возьми себе и трать их, пожалуйста, на себя и на хозяйство.

Она уже открыла рот, чтобы возразить, но он покачал головой.

— Это не все, Наташа. Ты не до конца откровенна. Дело не только в том, что она была к тебе добра, правда? Есть что-то еще.

— Да. Я чувствую свою вину, хотя в жизни не пожелала бы ему такого… Когда мы разводились, я была очень обижена, страшно зла на него…

— Почему? Скажи правду, почему?

Она рассказала.

— Вот видишь… — помолчав, сказал он. — А ты говоришь, что это не имеет ко мне отношения. Ты ведь хочешь ребенка, правда?

— Да. А ты?

— Очень. У нас все будет, милая. Хорошо, что вы простили друг друга, прощаться — это ведь простить, правда? А теперь я облегчу ему последние дни, если нет никакой надежды. Ее нет?

— Нет.

— Тем более. Я не хочу, чтобы хоть тень сомнения терзала мать моих детей. Ты ни в чем не виновата, я знаю, ты не могла так ненавидеть. Позволь же мне позаботиться, чтобы он отошел с миром и не слишком страдал, ты ведь этого хочешь. А теперь поедем ко мне, хорошо? Я так скучал…

Умиротворенная ласками Карела, она уснула спокойно впервые за эти десять дней.

16