Сердце мира

Вынесешь ли Ты прикосновение хотя бы одного-единственного греха, Ты, чистейший из чистых? Осторожнее: Ты будешь глубоко потрясен, если один из нас случайно поссорится с Тобой на улице. А если Ты заглянешь к нему в душу и на дне ее увидишь кучи извивающихся червей, если взгляд Твой проникнет на несколько лет в прошлое, и Ты увидишь, как громоздится в нем мелочная, подлая озлобленность, то тогда, уверяю Тебя, Тебе станет дурно. Ибо недостаточно попросту с этим грешником поссориться, выдержать в течение секунды его взгляд, почувствовать его зловонное дыхание на Своем лице. Ты должен попытаться взять его грехи на Себя, провозгласить Себя с ними со всеми единым целым, не просто наблюдать их со стороны, но насладиться их сутью, их озлобленностью изнутри. Тебе придется представить Себе, что это не просто грехи чуждых Тебе людей, грехи, что ни

как не вяжутся с Тобою, но Твои собственные Грехи. Отныне они, эти грехи, принадлежат Тебе, независимо от того, совершил Ты их Сам или нет. Мне даже не перечислить, что

укрывается в душевных глубинах — вначале на уровне того, что допускает понимание, что постижимо и вполне осознанно, и что лишь изредка как-то напоминает о себе; далее — на уровне не вполне осознанного и давно позабытого (ибо человек не может долго нести своего позора и охотно его забывает), и — в конце концов — на уровне бессознательного: всевозможные грехи, на которые человек вообще способен, которым для их осуществления не хватает лишь толчка со стороны — каких-либо обстоятельств, какого-либо события, искушения или дурной среды. Я не могу представить это Тебе во всех подробностях: мы, люди, даже в малейшей мере не способны осознать меру и тяжесть наших грехов. Или мы оцениваем их совершенно извращенным образом, и мелочи, на которые мы попросту не обращаем внимания, тяжким грузом ложатся на весы вечности. Так, человек думает о совершенных им злых делах, но лелеемые им злые мысли кажутся ему совсем неважными, ибо их никто не видит. Но Тебе придется столкнуться еще с одной вещью, которой человек не видит: это пустота. Это недостаток любви. Это неисчислимая и невыносимая нехватка добра, уготованного человеку Богом. Пустота, на которую человек уже не обращает внимания, ибо сам пуст. Но Ты (ибо Ты — полнота любви и действительности) — Ты задохнешься от крика в этой пустоте, Ты окоченеешь среди этой зимы любви. Тебе покажутся особенно болезненными отнюдь не самые тяжкие грехи — они выпуклы и легко опознаются; с ними можно справиться одним решительным и брезгливым жестом. Но что Ты, о Великий, будешь делать со всякой мелочью? Ибо грех, как правило, мал; он ничтожен, ему недоступны достоинство и величие. Грех — мелочность как таковая, причем мелочность сальная и отвратительная. Ты понимаешь, что я имею в виду: все это крохоборство, всю эту бесконечную расчетливость. Насколько далеко я могу зайти, чтобы не бежать потом исповедоваться? Что я могу разрешить своему сладострастию? Где граница между грехом позволительным (вот его-то я охотно

совершу!) и грехом смертным? Все эти торговые сделки с Богом… Таково большинство из нас. Что Ты думаешь об этих наших свойствах, Ты, Сын Любви? Некогда Ты взял в руки бич и ударами его изгнал этих крохоборов из храма Отца Твоего. Теперь же Ты связан, и все они дышат Тебе в лицо и пытаются плеснуть свои нечистоты Тебе прямо в горло. Будь осторожен, не пропусти ни одного из этих «мелких» грехов: каждый из них Ты должен попробовать отдельно — иначе труд Твой не будет завершен. Уже каждый отдельно взятый день отдельно взятого человека есть непрерывная цепь маленьких предательств, невинных булавочных уколов, нанесенных делу любви. Тебе предстоит большая работа. Ведь всех их так много — Отец Твой создал их в неисчислимом количестве, они как песок в океане, их миллионы и миллиарды; они обрушатся на Тебя, как облака саранчи, и ни одному зеленому листу на Твоих ветвях не удастся от них уберечься.