На одной стенке поднялось над морем "Древо жизни", волнующее воображение людей с библейских времен. Его образ дан в книге Бытия: "И произрастил господь Бог из земли всякое древо, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди Рая, и древо познания Добра и Зла". Нужно было обладать мужеством, чтобы в стране воинствующих безбожников взять и представить этот библейский образ, не страшась упреков в религиозной пропаганде. То было первое "древо жизни", посаженное Зурабом на земле.
На других стенках засияли образы, подсказанные наследием предков и фантазией:
"По своему очертанию фигурная стенка, покрытая условными изображениями, напоминающих морских животных, похожа на гигантского спрута, выбравшегося на берег", - так описывает одну из стенок Олег Швидковский, зная, что раньше публики книги читают цензоры. Нечто большее увидел Слава Лен, анализировавший этот "пластический объект" в бесцензурном пространстве России:
""Спрут" есть первый открыто демонстрируемый в СССР шедевр абстракционизма. На фоне темно-зеленой сосны абстракционизм картины "Спрут" не только очевиден, но и вызывающ". Более того, этот искусствовед увидел на стенках Пицунды - первый прорыв в эстетику постмодернизма, культивирующей такие пластические объекты.
Открытием в искусстве стали стены-панно, покрытые мозаикой. На фоне древних сосен возникли распластанные по земле изваяния, покрытые смальтой, цветными камешками. Они представляют "Солнце и Луну", "Морской мир", фантастические существа. И изображены так, как рисовали художники древнего мира, как рисуют современные дети. Одну из бетонных стен Церетели покрыл розово-голубой смальтой и запечатлел на ней "Голубя". Мне этот голубок напоминает курочек Шагала на его всем известных картинах.
В Пицунде под рукой Зураба зазвенел металл. Эмблемы каждого из семи корпусов отчеканил. На стену морского вокзала взгромоздил якоря, цепи и прочие морские атрибуты. "Его композиция построена на чередовании сгущений и разрежений, сочетании горизонтальных и вертикальных элементов", - так описывал ее советский искусствовед.
"Инсталляция из предметов корабельного обихода - якорей, канатов и т. п. построена у Морского вокзала - это первая публично демонстрируемая инсталляция в СССР", - такие достоинства обнаружил в той давней композиции искусствовед современной формации, обосновывая выдвинутый им тезис: "Церетели - постмодернист номер один".
На другой стене возник чеканный медный горельеф. Боги и герои, лошадь и колесо, капитель и театральные маски напоминали каждому, кто входил в административный корпус, об античном прошлом Пицунды. Там же на курорте Зураб создал стеклянный витраж, доказав всем и самому себе, что может работать и с этим пластическим материалом.
- В один прекрасный день летом у причала остановился катер. С него сошел на берег мужчина в белой рубашке, загорелый и подтянутый. Поздоровался со строителями и со мной:
- Косыгин, Алексей Николаевич...
Посмотрел вокруг и говорит, не кажется ли вам, что здесь надо еще один этаж добивать?
Я сам хотел именно это предложить, но не думал, что со мной кто-то мог бы согласиться...
Пицунда дала возможность контактировать со многими известными людьми. Когда я стоял на лесах и делал мозаику большую, то заметил, что два дня подряд какие-то интеллигентные люди, красиво одетые, с отдохнувшими лицами смотрят, как я работаю. На второй день подошел человек в летах и попросил спуститься. Он познакомил меня с Кулиджановым. Рядом стоял Герасимов с Макаровой, супругой, Фурцева с Фирюбиным, супругом. Она министр культуры, он заместитель министра иностранных дел. Я на черном цементе работал, у меня руки и лицо стали черные. Тогда Герасимов мне сказал: "Ты похож на негра-гинеколога". И все засмеялись. А потом сделали серьезное предложение:
- Хотим вас попросить оформить Дом кино на Васильевской улице в Москве.
Я приехал, и все там сделал. То была интересная работа. Что там осталось от нее, не знаю, давно там не был.
На открытии Дома кино собралось много народу. Устроили банкет. Меня заранее предупредили, что придет Фурцева. Я сделал двенадцать сувениров для почетных гостей из меди. Среди них большой крест на цепочке. Взял у официантов поднос, положил все сувениры и подошел к Фурцевой. Прошу выбрать, что ей больше всего нравится. Она выбрала крест и повесила его себе на шею. А когда закончился банкет и все вышли в залы, она взяла меня под руку. Народ большими глазами смотрит. Идет Фурцева и ведет под руку меня, молодого художника.