Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели

Из Испании приходили хорошие новости, там начались земляные работы. И в Москве дела шли хорошо. Они начинались с утра, в примыкавшем к особняку четырехэтажном старом доме. Некогда жилой, он стал офисом, заполненным сотрудниками: экономистами, юристами, архитекторами. Церетели поднимался к себе на второй этаж в маленькую угловую комнату. Он приходил сюда из мастерской, где рисовал и ночевал. Во дворе усадьбы германские дипломаты построили одноэтажный прямоугольник без признаков архитектуры. Коридор, разделенный перегородками, увешанными картинами, вел в мастерскую со стеклянным потолком и стеклянной стеной с видом на сад. Комната без окон служила спальней. Под ногами блестела миниатюрная никелированная импортная штанга. Ее по утрам для разминки поднимал Церетели, в молодости занимавшийся боксом. Отсюда хозяин выходил утром во двор, с каждым днем все более заполнявшийся моделями и вариантами установленных статуй, вести о которых не попадали в газеты. Одну из таких статуй, Фемиду, установили в новом здании городского суда. Другую бронзовую фигуру увезли в здание правительства в Кремле. Пополнялся почти каждый день живописью коридор мастерской, где картины и рисунки в рамах складывали в штабеля, поскольку развесить их было негде.

В энциклопедиях, куда я заглянул после нашего знакомства, на Церетели после анкетных данных и перечисления наград давалась такая справка: "Монументально-декоративные произведения: панно, мозаики, витражи, декоративно-игровые скульптуры". Все так, и монументально-декоративные и декоративно-игровые фигуры размножены им на курортах, площадях, в посольствах, ресторанах, дворцах культуры и спорта. И во дворе они бросались в глаза. Но еще больше, оказывается, существовало живописи! Чем бы ни занимался Церетели, какие бы монументальные работы не выполнял, кисти из рук - не выпускал, все время писал картины и рисовал. Графика на больших листах под стеклом в рамах складировалась рядом с картинами.

Когда он писал картины, если с утра каждый день его ждали мастера, свои и чужие? Они отливали статуи, делали расчеты конструкций, выполняли архитектурную часть заданий, ведали выплатой денег, правами на недвижимость, стоимостью предстоящих работ, перепиской с за границей, инстанциями. Одни ждали своей очереди в приемной, возле секретаря, другие гурьбой заходили в кабинет и подолгу оттуда не выходили.

Когда творил? Отвечу на таком известном нам примере. Американка, звезда Голливуда, Лайза Миннелли приехала к нему со свитой на час раньше, чем обещала. В ту минуту Церетели сидел за столом в кабинете, окруженный строителями, начавшими дела в Нижних Мневниках, "парке чудес". Секретарь, выглянув на шум в окно, увидела, как у подъезда остановилась представительская машина, распахнулась дверь и на землю ступила незнакомка. "Зураб Константинович! Смотрите, какая красивая ножка", - воскликнула она, пораженная незнакомкой, не зная, кто приехал. На ходу, надевая пиджак, Церетели поспешил встретить звезду. С утра все было готово к сеансу. Со звездой в мастерскую вошла толпа журналистов и фотокорреспондентов, операторов телевидения и кинохроники, окруживших кольцом художника и гостью.

Никогда ему не приходилось писать портрет в такой ситуации. Долго стоять пожилая кинозвезда не могла, устали побаливавшие ноги. Пришлось ее посадить, изменить положение. Защелкали с новой силой фотоаппараты, засверкали вспышки света. На холсте на глазах у всех появилось за час изображение Лайзы Миннелли, не похожее на ее фотографии и образы в кино. Церетели не угождал модели, писал в свойственной ему манере, не омолаживал пожилую красавицу, не стремился к точности, а шел к тому, чтобы уловить характер, раскрыть секрет души. Все это он делал свойственным ему методом утрирования. В результате появился мужеподобный профиль, широкий крупный нос, отвисающий подбородок, насмешливое выражение лица, острый взгляд. Все, что ускользает от зрителей, когда звезда играет, поет и танцует, поражая талантом. Что увидел художник, когда она с трудом стояла и сидела, ничего не играя. Взглянув на холст, звезда рассмеялась в знак одобрения и пожелала увезти его с собой. Он был мокрым и не дописанным. Взамен художник предложил на выбор любую картину, и Лайза увезла домой натюрморт "Цветы".

Но это случай редкий, праздничный. В будни происходило так. Среди рабочего дня, в офисе, он мог, отложив все дела, сказать секретарю:

- Я хочу рисовать!

И уходил быстро, по-английски, оставив висеть на кресле пиджак, покидая посетителей, спеша в мастерскую, где его ждал чистый холст, краски и букет с цветами.

Утром Церетели появлялся во дворе в хорошем настроении и часто вспоминал здравствовавшего в Тбилиси престарелого отца, который по утрам делал зарядку, включал радио, электробритву и начинал петь, радуясь жизни.