Сердце на палитре. Художник Зураб Церетели

Но другой кандидатуры у президиума, где главный ученый секретарь по положению играл ведущую роль в предвыборной агитации и кулуарных разговорах, — не нашлось при всем желании. Владимир Сысоев занимал должность, которую прежде в академии исполнял здравствовавший тогда его престарелый отец. Сысоев-младший занял руководящее положение в Российской академии художеств, словно по наследству. Имена отца и сына не попали в художественные энциклопедии. Ничего выдающегося Сысоевы не сотворили, числились по разряду искусствоведения. Но их фамилию хорошо знали и помнили участники проработок, которые устраивала партия со времен Сталина. Еще тогда молодой Петр Сысоев выступал с докладами, звучавшими как приговоры для тех, чьи фамилии попадали в озвучиваемые им проскрипционные списки. Их составляли на Старой площади с подачи партийного бюро академии.

Фигура Сысоева-отца маячила в затоптанных коридорах, когда за длинный стол садились члены президиума на очередное заседание. Сколько лет управлял он кораблем, стоя за спиной капитанов? Здравствуют в Москве художники, которые не забыли тот день, когда ученый секретарь академии читал на собрании в Камерном театре постановление ЦК о «формалистах». Многие замечательные мастера, помянутые в том постановлении как формалисты, выпадали автоматически из художественной жизни. Им закрывались дороги везде — на выставки, в музеи, редакции творческих журналов, их изгоняли с кафедр институтов.

Когда звонили из ЦК и сообщали, что фельдсвязью отправили очередное партийное решение, взволнованный Петр Сысоев предупреждал сотрудников аппарата, чтобы они никуда не отлучались и готовы были принять "важнейшие документы". В день смерти секретаря ЦК по идеологии, которого вся Москва называла "серым кардиналом", главный ученый секретарь явился на службу разбитый горем, словно у него умер кто-то из родных. На участливые вопросы работников аппарата, что случилось, ответил:

— Как, вы не знаете? Суслов умер!

Петр Сысоев весной 1997 года здравствовал. Но отошел от дел, передоверив их сыну. Кого они прочили в президенты? Точно знаю — не Церетели.

Лев Ефимович Кербель называл себя публично "первым вице-президентом", но такой должности в штате академии не значилось. Но даже если бы "первый вице-президент" был абсолютно здоров, его бы не избрали главой академии.

Лишь у Церетели был не только реальный план выхода из "затяжного кризиса", о чем он сказал в программном заявлении. Но и возможности осуществить этот план ОРГАНИЗАЦИОННО причем, не только своими средствами. В Москву позвал его президент России. Покойный Пономарев полгода пытался попасть на прием к президенту России, так и не нашедшего для него времени. А перед Церетели открывались двери самых высоких кабинетов. Почти каждый день он виделся с мэром Москвы на стройках, совещаниях, да и после службы их встречи не прекращались, что ни для кого не было секретом.

Выборы состоялись. В протоколе заседания появилось решение: "Поручить исполнение обязанностей президента Российской академии художеств до очередной сессии вице-президенту Зурабу Константиновичу Церетели. С правом первой подписи на финансовых документах". Это произошло в дни, когда над головой Церетели и Петра не рассеялись грозовые тучи и судьба монумента все еще висела на волоске. Его пытались перерезать властные силы и в Кремле, и в "Белом доме", боровшиеся с мэром Москвы.

Очередная сессия академии намечалась в Москве по случаю 240-летия со дня основания, через четыре месяца. Но было не ясно, доживет ли она вообще до этого юбилея. Российской академии художеств грозила реальная опасность развала по примеру Союза художников СССР. В правительстве этому акту вряд ли бы воспрепятствовали. Все могло случиться по правилам игры победившей демократии. Большинство академиков принимает решение — значит, так тому и быть! Не получая финансовой поддержки из Москвы, академики Петербурга начали поговаривать о том, чтобы провозгласить столь модный тогда суверенитет, стать снова Санкт-Петербургской академией художеств, как это было при императорах. А Москва, мол, пусть создаст свою академию. Примеры такие наличествовали в разных странах. Так, королевские академии художеств существовали и в Мадриде, и в Барселоне.

Программу Церетели назвали в прессе "поисками утраченного времени". Он не уставал говорить, что академия должна снова стать высшим учреждением в области "трех знатнейших искусств", играть прежнюю роль в распределении государственных заказов, которая ей отводилась в пору расцвета. Но под расцветом подразумевал не времена вождей, а времена при императорах в царской России.

Будь его воля, он бы Академию снова назвал императорской. Этого сделать не мог. Но Устав императорской Академии художеств извлек из архива, велел реанимировать все существенные положения, которые из него убрали при советской власти, в том числе — открытое голосование при выборах новых членов. Герб царской академии снова появился на фасаде, дипломах, бланках Российской академии художеств, сокращенно — РАХ.