Сердце на палитре. Художник Зураб Церетели

— Народ не простит нам, если мы не изберем таких людей, — сказал Церетели, имея в виду Илью Глазунова и Александра Шилова, в который раз баллотировавшихся в члены-корреспонденты РАХ. В тот вечер их прияли в Российскую академию художеств, где прежде постоянно «прокатывали». За что так долго не удостаивали такой чести? Разве они не мастера реализма, разве не прошли академическую школу в мастерских таких корифеев, как Иогансон и Лактионов? Разве не они пользовались популярностью, какой можно было позавидовать? Конечно, им завидовали. Но главное, мстили за то, что выставки открывали без решения Академии, награды и звания народных художников СССР получили, не уважая правил игры. А они предусматривали непременное ходатайство Академии художеств СССР. И за границу выезжали без рекомендации ее «треугольника» — партбюро, администрации и профсоюзной организации.

В тот вечер 29 декабря избрали 12 действительных членов и 25 членов-корреспондентов. Церетели сдержал обещание, открыл двери перед художниками разных направлений, прежних антагонистов. Академиками стали признанные «шестидесятники» Павел Никонов и Игорь Обросов. И громко заявившие о себе позже «семидесятники» Татьяна Назаренко и Наталья Нестерова. Их называли лидерами «левого» направления в Московском отделении союза художников СССР, "левом МОСХЕ". В тот же день проголосовали за Эдуарда Дробицкого, участника "бульдозерной выставки", растоптанной гусеницами и колесами. Его в Советском Союзе называли «начальником» художников, которые выставлялись в залах на Малой Грузинской улице. Туда в полуподвал ходила много лет смотреть картины "вся Москва". Там советская власть дала место для экспозиций экспериментаторов, не признававших академизм.

— Вот сейчас выбирал я новых членкоров в академию. Так я их даже в лицо не знал. По картинам выбирал.

Так произошел исторический переворот, подобный реформе ХIХ века, проведенной в Императорской академии художеств. Тогда главного бунтаря Ивана Крамского избрали академиком. Профессором пригласили его единомышленника Василия Перова. В конце ХХ века в старых стенах под одной крышей объединились правые и левые, традиционалисты и экспериментаторы, реалисты и модернисты. Это значило, что всем открывалась дорога на академические выставки, аукционы, в музеи и журналы. Впервые в академию избрали директоров крупнейших московских и питерских музеев, таких как Эрмитаж, Русский музей, Третьяковская галерея и Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.

Почетными членами избрали 50-летнего француза, Бернарда де Сузи, дизайнера и скульптора, создавшего портреты президентов Франции и Америки, знаменитых артистов. И патриарха искусства Испании, скульптора Хуана де Авалоса, того, кто сотворил "Долину павших" между Мадридом и Эскуриалом. В былые времена советских туристов без остановки на большой скорости провозили мимо подземного храма и грандиозного креста-памятника, считавшегося идейно чуждым строителям коммунизма.

Один из избранных на следующий день отказался от оказанной чести. Им был Дмитрий Сарабьянов, к тому времени избранный членом Российской академии наук. Войти в состав Академии художеств, которая так долго не признавала его заслуг в искусствознании, — он не пожелал. Возможно, это произошло потому, что в ее коридорах все еще появлялся академик Сысоев-старший. А в программном манифесте "На рубеже веков", обнародованном академиком Сысоевым-младшим, Дмитрий Сарабьянов мог прочесть поразительный пассаж о социалистическом реализме. Казалось бы, этот сталинский метод тихо и без музыки умер вместе с социализмом. Но нет, прощаться с ним хотели далеко не все, объединявшиеся вокруг фигуры манифестанта.

— Попытки недоброжелателей социалистического реализма объявить его чуть ли не аномалией в развитии эстетических вкусов, едва ли согласуются с фактическими достоинствами данного направления, не только не игнорировавшего специфики искусства, но без сомнения поднявшего его значение на предельно возможный в современных обстоятельствах уровень…

То, что под флагом социалистического реализма громили великих художников, закрыли музей мирового значения, исключали из Союза художников СССР и отправляли в лагеря "формалистов", — даже не упоминалось. С таким апологетом социалистического реализма, опекавшим в должности вице-президента РАХ искусствоведение, Дмитрию Сарабьянову делать было нечего. Но и новому составу президиума с ним оказалось не по пути. Умер Сысоев-старший. Ушел из кабинета вице-президента Российской академии художеств Сысоев-младший, так и не став президентом РАХ.

Спустя три месяца после избрания президентом РАХ Церетели принимал в Академии некогда изгнанного из СССР Михаила Шемякина. Он пришел в своей неизменной черной униформе, сапогах. И принял из рук друга Зураба золотую медаль «Достойному» и бронзовую медаль за композицию Казановы, установленную в Венеции. Не одного его, многих художников, оказавшихся на Западе, хотел, если не вернуть, то хотя бы приблизить к родине Церетели, убежденный: пришло время собирать камни.