— На меня напали бандиты. Их было очень много, и, если бы Анатоль не пришел мне на помощь, меня бы убили. И это не единственный случай, когда Анатоль спас меня. Но и не последний.
— Вы были очень молоды тогда?
— Мне как раз исполнился двадцать один год. Я был отчаянным, бесстрашным, безрассудным. Свою жизнь не ставил ни в грош, не раз играл со смертью. Анатоль был рядом и оберегал меня, пока я не научился ценить жизнь. Четыре года назад я вернулся сюда и последующие два года приводил свое поместье в порядок. Здесь все было так запущено.
— Понятно, — сказала Дженис.
— Не думаю, что вы в состоянии понять, что значит в девятнадцать лет получить титул и стать владельцем промотанного состояния и разваливающейся недвижимости. К тому же я носил имя предков, которые давно запятнали его грехами. Я покинул Англию, не успев и сам избежать громкого скандала.
Дженис решила остановить его, хотя ей было интересно узнать о его прошлом.
— Стоун, я знаю, что говорят о вас.
Он неподдельно удивился.
— Господи, оказывается, моими давними прегрешениями до сих пор запугивают девиц?
— К сожалению, да, — сказала она со вздохом. — Никто, правда, не говорит, в чем конкретно вы виноваты. Но все эти недомолвки, многозначительные взгляды производят соответствующее впечатление на молоденьких девушек. Думаю, ваше появление в обществе наделало бы много шума.
Герцог внимательно посмотрел ей в глаза.
— Я не изгнанник и могу вернуться, когда захочу.
— Знаю.
— Думаю, пора бы появиться в Лондоне.
— Попробуйте.
— Неужели ничего более скандального не произошло с тех пор, как я уехал? — спросил насмешливо герцог.
— Нет. И знаете почему?
— Почему?
— Из-за войны. У молодых людей теперь не осталось свободного времени ни на что другое. А что касается вас… Думаю, вам действительно надо приехать в Лондон. Пусть все увидят, насколько вы изменились в лучшую сторону.
И Дженис приветливо улыбнулась герцогу, однако ему было не до смеха.
— Это вы так считаете, — сказал он с горечью. — Но люди привыкли думать иначе. Им достаточно историй о моих предках, чтобы составить и обо мне соответствующее мнение. Ко мне и близко не подпустят ни одну молодую даму. Впрочем, мне все равно. Я хочу только, чтобы вы верили мне.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Вы не боитесь меня, Джесси? — заметил он с удивлением.
— А я должна вас бояться?
— Вы ведь находитесь в доме человека с такой репутацией…
— Так что же? Я должна остерегаться вас? — снова настойчиво спросила Дженис.
Вдруг он нежно коснулся рукой ее щеки.
— Никогда, слышите, никогда я не обижу вас.
Дженис замерла от этого прикосновения. Душа ее трепетала. Дрожь пробежала по всему телу. Шеффилд было слегка наклонился к ней, но неожиданно отпрянул и попытался улыбнуться.
— Вы обещали поиграть мне, — произнес он каким-то охрипшим голосом, указывая не фортепьяно.
— Конечно.
Дженис вернулась к инструменту и заиграла, с трудом осознавая, что делает.
Утром Дженис встала рано. Анатоль известил ее, что герцог до завтрака отправился в конюшни, и ей неожиданно захотелось найти его. Кроме того, неплохо было бы прогуляться — несколько дней она вообще не выходила из дому.
Дженис вышла на порог и остолбенела, увидев перед собой сказочный пейзаж. Снег белым пушистым покрывалом лег на землю. Парк и лес были неузнаваемы в своем зимнем убранстве. Легкий морозец пощипывал щеки. Девушку вдруг охватило ощущение счастья. Ей захотелось бегать по сугробам, играть в снежки. Но больше всего на свете ей хотелось в этот миг увидеть Шеффилда.
Приближаясь к конюшне, она услышала его голос. Он разговаривал с конюхом. Увидев Дженис, герцог улыбнулся.
— Джесси, если бы я знал, что вы собираетесь сюда, я бы подождал вас.
— Мне захотелось выйти. Здесь так красиво! — сказала Дженис и поинтересовалась: — А что здесь случилось?
— Мой любимый конь повредил ногу. Погода ли подействовала на него или же он застоялся в стойле, но только вчера он начал метаться и бить копытом в дверь.
— Он так же невыдержан, как и его хозяин, — рассмеялась Дженис.
— Когда это я успел так зарекомендовать себя? — поинтересовался Шеффилд.
— В первый же вечер. Вы смотрели на меня и говорили со мной довольно бесцеремонно.
— Если это звучало именно так, примите мои извинения, — и герцог поцеловал ей руку. — А смотрел я на вас не в силах скрыть восхищения вашей красотой.
— Тогда… — тихо сказала Дженис, — тогда я прощаю вас.
— Благодарю вас, мадемуазель.
Он поцеловал ее руку снова.
— А вы не замерзли? Хотите взглянуть на моих лошадей?
— С удовольствием.
Не выпуская ее руки, Шеффилд повел девушку за собой. Он представил ей конюха, показал своих коней. А Дженис думала только об одном: сегодня они еще вместе, а завтра?
Она едва слышала, что Шеффилд говорил ей, различая только свое имя, которое он произносил особым тоном. Она смотрела на герцога, на его волосы, профиль и была в таком состоянии, что споткнулась и упала бы, если бы герцог не подхватил ее.
— Боже мой! — воскликнул он. — Джесси, дорогая, вы…