Сердце не обманет

– И я его не виню. Большинство из них мазня, но сейчас они могут пригодиться. Где они?

– На чердаке.

Они вместе поднялись на самый верхний этаж, где с фонарем в руках Фараон показал ему комнату, забитую картинами. Все они были обернуты коричневой бумагой и стояли прислоненными к стенам. Вместе они начали разворачивать их.

Как и говорил Джон, по большей части это были обычные бездушные поделки равнодушных художников.

– Мой дед считал себя большим знатоком, – сказал Джон, пытаясь не поморщиться от взгляда на особенно жуткий экземпляр.

– В самом деле, ваша светлость? – отозвался Фараон. – Большим знатоком?

Подчеркнуто невыразительный тон, которым он это произнес, говорил о его мнении по этому поводу лучше любых слов.

– Но на самом деле он совершенно не разбирался в искусстве. Он выбросил состояние на какие-то невразумительные картины, которые считал произведениями старых мастеров. Он покупал их, приносил домой, производил оценку и только тогда понимал свою ошибку. Но он был слишком упрям и не признавался в этом, поэтому картины все равно вывешивались на стены.

– Повесим их обратно на один вечер, ваша светлость?

– Да. Все лучше, чем голые стены. Выберете сами, какие повесить. Только не эту, – быстро добавил он, бросив взгляд на большое полотно.

Фараон осмотрел картину.

– Очень… живо, ваша светлость, – сказал он. – К сожалению, автор совершенно не умел изображать фигуры.

– Я это и в детстве понимал, – содрогнувшись, промолвил Джон. – Помню, дед говорил мне, что она называется «Переход через Рубикон». По-моему, вот эта фигура должна изображать Юлия Цезаря. Хотя, может, это осел, – добавил он насмешливо. – Возможно, мисс Уилтон скажет. Она намного образованнее, чем я.

– Кто-то меня звал? – раздалось от двери.

Появилась Джина. Вся одежда ее была покрыта пылью, на носу темнело пятно. В таком виде Джон нашел ее особенно очаровательной.

– Мы тут подбираем картины, чтобы закрыть пробелы на стенах, – сказал Джон, подавая ей руку, чтобы помочь переступить через завал.

– Что, эту хотите повесить? – в ужасе спросила она, показывая на картину, которую все еще держал Фараон.

– Нет. Обещаю, эту мы вешать не будем.

– А что здесь изображено? Похоже на стадо коров, которые забрели в болото.

– Это «Переход через Рубикон». Вот это Юлий Цезарь.

– Вы никого не заставите в это поверить, – твердо сказала Джина.

Она захихикала и села на ящик, чтобы насладиться шуткой. Джон присоединился к ней. Ему просто нравилось видеть ее радость. Фараон молча поднял уродливое полотно и унес.

Вдруг лицо Джона помрачнело.

– Джина, – взволнованно спросил он, – скажите, что у нас все получится.

– Конечно, получится, – без тени сомнения в голосе ответила она. – Все выйдет как нельзя лучше, просто нужно в это верить.

– Я верю, но только когда вы мне это говорите. Похоже, вы способны заставить меня поверить во что угодно, и я начинаю понимать, что вы это делаете со всеми. Я видел, как вы разговаривали с Фараоном, с близнецами, с другими «заблудшими»… С теми, которые прячутся, едва завидев меня.

– Они прячутся только потому, что боятся. Боятся, что вы их прогоните, – сказала она.

– Это было бы очень неблагодарно с моей стороны. Они столько для меня делают.

– Да. Сейчас они вам нужны, но потом, когда у вас появятся деньги, вам, вероятно, понадобятся обычные слуги и вы от них избавитесь.

– Они вам такое говорят?

– Не напрямик, но я это чувствую.

– А что вы им говорите?

Она пожала плечами.

– Я говорю им, какой вы добрый и отзывчивый. Но я не могу им рассказывать о ваших планах. Не имею права.

– Добрый? Отзывчивый? А разве не так давно я не был несносным, ужасным и… не помню, каким еще.

Джина рассмеялась.

– Я этого всего не отрицала. Я просто сказала, что вы еще и добрый.

Он усмехнулся.

– Спасибо. А что касается моих планов, разве я не пообещал выполнить вашу просьбу?

Она с сожалением покачала головой.

– Вы не должны мне это обещать.

– Почему?

– Потому что я не имею права требовать от вас обещаний.

– Но я сам вызвался…

– Нет, Джон, – твердо произнесла она. – Конечно, мне бы хотелось, чтобы вы хорошо относились к ним, и я не сомневаюсь, что так и будет, ведь у вас доброе сердце, но обещаний не нужно, потому что…

– Потому что «что»? – сказал Джон, когда она замолчала.

– Потому что однажды в вашей жизни появится кто-то, кто будет иметь право требовать у вас обещаний. Вы не сможете быть верны разным людям.

Она имела в виду, что у него будет жена, подумал Джон, и этим говорила, что сама она этой женой никогда не станет. Джина великодушно не давала ему сделать ей предложение, чтобы не обижать отказом.

– Хорошо. Обойдемся без обещаний, – тихо произнес он. – Но только я вот что скажу. Если вы считаете меня добрым и отзывчивым – хотя ума не приложу, откуда у вас такое мнение, – то таким я и буду. Я уже говорил вам, что у вас есть дар вкладывать свое сердце в людей, и до конца своих дней я буду стараться быть таким, каким вы меня считаете. И никакими доводами вы не заставите меня об этом молчать.

Джону показалось, что на глаза ей навернулись слезы, но в полутьме чердака сказать наверняка было невозможно.