Сердце огненного острова

Прислонившись спиной к стене, Якобина сидела на циновке под окном в комнате детей, тихонько раскачивалась и напевала, утешая Иду. Девчушка лежала у нее на руках, уткнувшись заплаканной мордашкой в плечо Якобины, и сосала свой большой палец. Волнение сегодняшнего утра, тревожное ожидание врача, которого Винсент де Йонг лично привез из Телукбетунга, выбили из равновесия впечатлительную девочку, а чужой дядька, который ощупывал ее и заглядывал в рот, ее просто испугал. Хотя доктор Деккер, молодой, круглолицый, с пушистыми рыжеватыми усами и пышной шевелюрой, умел разговаривать с детьми, она долго рыдала и никак не могла успокоиться.

Якобина взглянула на кровать Йеруна, и у нее перехватило дыхание. Мальчик лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Только иногда по его телу пробегала судорога, и тогда он стонал. Мелати стояла на коленях перед кроваткой и обтирала лоб ребенка влажной тканью. Якобина прочла в ее глазах такую же озабоченность, такой же страх, как у себя самой.

–  Кабар Ягат? – шепотом спросила Якобина о сыне Мелати. Она была уверена, что Мелати каким-то образом поддерживала контакт со своей семьей, жившей в  кампонге Батавии. Возможно, через кого-то из рыбаков или лодочников в Кетимбанге – всякий раз, когда Мелати возвращалась после поездки туда с госпожой де Йонг, у нее сияли глаза, и она казалась одновременно счастливой и печальной.

На лице бабу появилась слабая улыбка, и она кивнула.

– Ягат баик

.

– Хорошо, – прошептала Якобина и прижалась щекой к волосам Иды.

Она с тревогой прислушивалась к звукам, доносившимся из дома. Приглушенные голоса были еле слышны из-за шума морских волн. Доктор Деккер давно сидел с супругами де Йонг в салоне и обсуждал с ними диагноз; чем больше времени проходило, тем тревожнее становилось на душе у Якобины. Беспокоило ее и то, что этот разговор проходил за закрытой дверью. Она подняла голову, когда дверь открылась, и голоса стали слышнее.

– …давайте так и сделаем, – сказал по-голландски доктор, но майор что-то возразил ему. – Нет, не беспокойтесь, господин майор. Вы можете положиться на меня. Завтра я загляну к вам и… – Его голос и голос майора удалялись.

У Якобины участился пульс, она озадаченно переглянулась с Мелати, крепче прижала к себе Иду и погладила ее по спинке.

В дверях появилась госпожа де Йонг с покрасневшими и опухшими от слез глазами. Сжав кулаки, она с порога смотрела на сына. Мелати торопливо встала, взяла ткань и миску и с поклоном прошла мимо хозяйки.

– Что сказал врач? – тихо спросила Якобина.

Маргарета де Йонг стояла, словно в трансе, и не шевелилась. Якобина даже решила, что ее вопрос не был услышан, и хотела его повторить, но тут хозяйка заговорила.

– Всего лишь температура, – беззвучно произнесли ее губы. – Только небольшая температура. Ничего серьезного. – Она кивнула, словно убеждая себя в этом. – Да. Только небольшая температура. – Вдруг она согнулась, как при ударе под дых, прижала кулак к губам, резко повернулась и побежала по коридору. Громко хлопнула дверь ее спальни.

Якобина вздрогнула вместе с Идой, девчушка издала во сне жалобный крик и была готова снова зарыдать.

– Тише, малышка, – прошептала Якобина, гладя ее по голове. Посмотрела на Йеруна и, услыхав громкие рыдания госпожи де Йонг, тоже чуть не заплакала.

В комнату вошел майор, и у Якобины напряглись плечи. Он был в рейтузах и высоких сапогах, верхние пуговицы на рубашке расстегнуты. Тихонько подойдя к кровати сына, он осторожно присел на краешек матраса. Он выглядел пропыленным, потным и усталым, лицо было пепельно-серое, глаза ввалились. Вероятно, он гнал лошадь всю дорогу до Телукбетунга и обратно, когда отвозил доктора Деккера. Его огромная лапища легла на голову мальчика, большой палец тихонько, с легкой дрожью гладил его висок. Якобина попыталась тихонько встать с Идой на руках, чтобы оставить майора наедине с сыном.

– Пожалуйста, сидите, – прошептал он, не глядя на нее. Немного помолчал и хриплым голосом продолжил: – Я прошу у вас прощения, фройляйн ван дер Беек. Хотя и понимаю, что вам будет трудно простить мою недавнюю выходку. – На его жестком, волевом лице что-то дрогнуло. – Она непростительная. Я как мужчина поступил безобразно по отношению к женщине. Как супруг и отец. Как ваш работодатель. И не в последнюю очередь как друг Яна. – Он поморщился. – Я – грубый вояка, не такой, как Ян. Я не владею хорошими манерами, а часто не владею и собой. И я прошу у вас прощения за свои неприятные слова и грубое поведение. – Он замолчал и погрузился в свои горестные мысли, нежно гладя сына.

Якобина молча прижимала Иду к себе и гладила ей спину. Ей было лестно слышать его извинения, но они не могли стереть из ее памяти его грубую выходку.

– Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, – помолчав, продолжал он, – это чувства, которые я испытываю к вам в последние месяцы. Непозволительные для меня чувства, но я ничего не могу с ними поделать.

Якобина недоверчиво посмотрела на него; ее рука застыла на спинке девочки.

– Стыдитесь, – резко ответила она. – У вас чудесная жена, потрясающе красивая; она любит вас больше жизни! Как вы могли даже подумать о таком и уж тем более сказать! Да еще тут, в детской. – Она кивнула на Йеруна. Возможно, это было не так, но ей показалось, что от отцовских прикосновений лицо мальчика немного расслабилось.

Майор скривил губы.

– Когда я мог бы еще сказать вам об этом? Вы сразу убегаете, стоит мне приблизиться к вам на пару шагов. Впрочем, я слишком хорошо понимаю причину, – быстро добавил он, когда Якобина нахмурилась и хотела сказать что-то резкое. – Я знаю, что я нехороший человек, фройляйн ван дер Беек, можете не говорить мне об этом.

Якобина покраснела и крепче прижала к себе Иду.

– Я знаю, какое сокровище М`Грит, и не представляю своей жизни без нее. Но вы сильная и прилежная, какой моя жена никогда не была. Вы умная и искренняя, у вас доброе сердце, и вы до сих пор сохранили какую-то невинность души. Это вообще редкость, и уж тем более здесь. Мне радостно видеть, фройляйн ван дер Беек, как вы расцвели в Ост-Индии и стали привлекательной женщиной. – На его губах появилась слабая, немного горькая улыбка. – Я завидую Яну, что ему все это достанется. Нехорошо это, я понимаю и сам, но ничего не могу поделать.

Якобина уткнула лицо в волосы Иды. Ее смутили и озадачили слова майора; а еще, несмотря на внутреннее сопротивление, она была чуточку польщена. Ее тронуло его признание, но еще больше тронула противоречивость его натуры. Ведь он явно страдал от демонов, которые в нем бушевали. Она подумала, что он скорее сын этих островов, чем сын Нидерландов, плоской земли, которую создали прилежные, целеустремленные и трезвомыслящие люди. А он был похож на Яву, дикий, неукротимый остров, живущий под властью стихий и бурлящего в его недрах огня. Однако сильнее всего ее потрясло отчаяние, окружавшее его серым облаком.

– Для меня самое драгоценное на свете – мои дети, – прошептал он, наконец, и его глаза с робкой нежностью остановились на Йеруне. – Если он там, наверху, – его брови взметнулись кверху, – покарает меня за все мои грехи, забрав моего сына, я никогда не прощу себе этого.