Сердце огня и льда. Леди

Наверное, было бы проще принять простое «да», чем расплывчатую эту фразу, призванную прикрыть правду, смягчить ещё неведомые мне обстоятельства.

Герольд объявил наши имена, всех четверых. Мы с Норданом поравнялись вновь с Лиссет и Дрэйком. Я присела в глубоком реверансе, отметив краем глаза, что Нордан верен себе – его поклон вызывающе небрежен, насмешлив. Ещё немного, и мужчина мог бы ограничиться снисходительным кивком, словно он правитель этой страны и хозяин этого дворца.

Голоса вокруг стихли, даже музыка стала звучать словно издалека, взгляды же, удивлённые, недоверчивые, настороженные, уплотнились, сосредоточившись лишь на нас. По знаку императрицы мы выпрямились, и я посмотрела наконец в глаза Рейнхарту. На прошлом балу я видела старшего собрата и женщин императорской семьи только издалека и теперь, оказавшись лицом к лицу с теми, кто три года назад пытался избавиться от меня, я с трудом сдержала зябкую дрожь. Но Рейнхарт, подобно Регине, едва удостоил меня взглядом. Всё его внимание отдано бывшим ученикам, младшим собратьям, в которых он вкладывал время, силы и знания, которых лепил сообразно своим желаниям. И я вдруг лишь сейчас поняла, что голубые глаза старшего не меняли ни цвета, ни оттенка, не несли в себе отпечаток стихии. Холодные сапфиры, жёсткие, бездушные камни, ярко сверкавшие на испещрённом морщинами обветренном лице.

– Нордан, какой сюрприз! – воскликнула Катаринна нарочито радостно. Фальшь в голосе её, натянутая улыбка, хлёсткий взгляд сочились ядом презрения, скрываемой тщательно ярости. Несомненно, императрице известно о происходящем в рядах ордена, об истинных причинах поджога дворцового корпуса, о Нордане, ещё недавно считавшемся только телом, запертом в ящике, заключённом в ледяной комнате. – Не припоминаю, правда, твоего имени в списке гостей…

– Что поделать, Ваше императорское величество, время никого из нас не щадит, – парировал Нордан и с любезностью неожиданной, почтительной улыбнулся Валерии. – А Ваше императорское высочество, как погляжу, с каждым годом расцветает всё больше и ярче, хорошеет день ото дня. Вашему императорскому величеству не кажется, что обворожительная Валерия похожа на свою двоюродную бабушку в молодости, великую императрицу Анну?

– Благодарю за комплимент, – наследница чуть склонила голову. – В ваших устах он особенно ценен.

Тень в зелёных глазах Катаринны мимолётна, едва уловима, но я вижу, как отражается она в недовольно поджатых губах, в пересекшей лоб хмурой линии. Словно Нордан сделал комплимент не её дочери, а посторонней девушке, сопернице, чья юная прелесть и свежесть лишь подчёркивает, усугубляет признаки собственного неумолимого старения, отвлекает всеобщее внимание и восхищение от главной признанной королевы двора и страны.

– Вам ли сетовать на время? Разве оно властно над вами, бессмертными членами братства Двенадцати? – насмешка в невинном, казалось бы, вопросе.

– Время, Ваше императорское величество, такой же господин над нами, как и над всеми.

– И всякий, кто не глуп и видит дальше собственной вытянутой руки, понимает, что прежние времена давно прошли и их не вернуть, – Дрэйк говорил, глядя на Катаринну, но реплики его адресованы Рейнхарту. – Разумнее принять новое неизбежное будущее, чем сражаться за то, что уже недееспособно и доживает свой век.

Однако лицо старшего осталось бесстрастным, неподвижным. Не проронив ни слова, Рейнхарт коснулся руки императрицы, покоящейся на подлокотнике кресла, и Катаринна кивнула небрежно, отпуская нас. Правая голова пса вновь оглянулась на хозяйку, пока левая, вывалив язык, наблюдала за мной. Валерия наклонилась вперёд, почесала правую голову за ухом, бросив быстрый взгляд на Дрэйка. Мы медленно отступили на несколько шагов назад и лишь затем развернулись и пошли прочь от трона, от вкрадчивых шепотков за нашими спинами.

– Дрэйк, тебе не кажется, что последняя фраза прозвучала… несколько двусмысленно? – уточнила Лиссет.

– Кому надо, те поймут верно, мнение остальных меня мало волнует, – ответил Дрэйк. – На этом условная официальная часть нашего мероприятия окончена. Если желаешь, можно отправиться по своим делам.

– О да, ещё как желаю, – подхватила лисица. – В вашем обществе не покидает мерзкое ощущение мишени на собственной спине.

– Мы на поле боя, а у тебя свои дела? – вмешался Нордан.

– Не драматизируй и не ворчи, как старый занудный дед. Увидимся позже, Шель, – Лиссет махнула мне рукой и отошла, через минуту затерявшись среди гостей.

Без уравновешивавшей нашу группу подруги я осталась одна между двумя мужчинами. Пожалуй, я предпочла бы сейчас смутиться, растеряться, чем ощущать напряжение настороженное, выжидающее, сковавшее моё тело и разум. Рейнхарт ничего не сказал, но молчание его только резче обозначало нежелание обсуждать внутренние дела ордена публично. Внешне всё должно быть ровно, в рамках приличий, лишь пара замаскированных притворной любезностью шпилек, дозволенных этикетом. Однако я не могла не опасаться возможного разговора со старшим наедине, не могла не бояться очередной отравленной иглы в его рукаве.