Сердце полуночи

Губы Казимира сами собой вытянулись в тонкой, язвительной улыбке. Он даже сделал попытку засмеяться, однако смех у него вышел сухим, неискренним. Странно прозвучал он в огромной и пустой зале, повторенный эхом и сопровождаемый чуть слышным дребезжанием оконных стекол. Торис молча ждал ответа.

– Что заставило тебя подумать об этом, дружище? – спросил в конце концов Казимир.

– Что? Голос, разумеется, – холодно отозвался Торис.

Казимир перестал смеяться и наклонился к Торису.

– Так значит ты черпаешь информацию из сумасшедших голосов, которые то ли есть, то ли их нет? – спросил он с улыбкой.

Торис поднялся с кресла и, заложив руки за спину, в задумчивости отступил ближе к окну.

– Вне зависимости от того, живет ли это проклятье в твоей крови или нет, оно не отпускает тебя. Я вижу зверя даже сейчас – в твоих глазах, в чертах твоего лица. Это похоже на яд, который медленно разъедает кожные покровы твоего тела, стараясь попасть в кровь и добраться до сердца.

– А как насчет проповедей, которые я читаю в храме? – возразил Казимир, так-же поднимаясь. – Разве они ничего не значат? Как насчет усилий на благо бедных, которые я прилагаю? Как насчет моих праздников, моих указов и распоряжений? Разве это не имеет никакого значения?

– Ты пытаешься оправдать одно другим, – сказал Торис, поворачиваясь к Казимиру всем телом. – Ты пытаешься уравновесить свое проклятье своими добрыми делами. Но объясни, Казимир, зачем оправдываться, если проклятье побеждено?

– Оно побеждено! – выкрикнул Казимир.

– Разве? Даже Юлианна заметила, что с тобой творится что-то неладное. В глазах Казимира полыхнул гнев:

– Держись подальше от Юлианны! Не смей говорить ей о моем проклятье и не пытайся увезти ее от меня. Я убью всякого, кто встанет между мной и ею!

– Именно это я и имею в виду, – кивнул Торис. – Ты только послушай самого себя!

Казимир стремительно шагнул к Торису и прорычал прямо ему в лицо:

– Мое проклятье оставило меня. Но если бы это было не так, что бы предпринял ты, жрец Милила?

Стараясь сохранить спокойствие Торис рассматривал покрасневшее от гнева лицо друга.

– Как жрец Милила я попробовал бы еще раз очистить тебя от греха.

– Напрасная трата времени, – отмахнулся Казимир, отходя в сторону и отворачиваясь к окну. – Я уже один раз прошел через этот обряд, и он мне не помог. Милила либо не существует, либо он мертв. Даже если он все еще существует где-то, я не могу надеяться на него. Что он за бог? Что за безжалостный и жестокий идол? Даже ты, Торис, – слабый и смертный человек, как и все мы, – даже ты жалеешь меня! Ты не отказываешь мне в спасении! Неужели Милил слабее тебя?

Торис прогудел себе под нос коротенькую молитву, отводя в сторону богохульство.

– Ты говоришь, Милил мертв?

– Возможно.

– И ты считаешь так только потому, – продолжал Торис, наступая на своего друга, – что Милил не избавил тебя от проклятья?…

– О каком проклятье речь? – донесся от дверей залы приятный глубокий баритон.

Геркон Люкас.

Улыбаясь обычной своей хитрой улыбкой, бард шагнул в комнату. Темная накидка колыхалась за его плечами словно сложенные крылья. Сдернув с головы свою темную широкополую шляпу, он низко поклонился, и Торис неуверенно попятился. Лицо его покраснело. Геркон Люкас тем временем выпрямился и легким шагом направился к жрецу и Мейстерзингеру.

– Позвольте мне повторить мой вопрос, почтенные господа. О каком именно проклятье вы говорили?

Торис открыл было рот, однако Казимир опередил его.

– Проклятье состоит в том, что мне постоянно мешают посторонние, – сказал он сердито.

Люкас пожал плечами с таким видом, словно все сказанное к нему не относилось.

– Да, это действительно неприятно, – заметил он.

– Чему я обязан честью видеть вас? – коротко и официально спросил Казимир.

Люкас демонстративно покосился в сторону Ториса, намекая что хотел бы поговорить с Мейстерзингером конфиденциально.

– Эта информация носит довольно секретный характер, господин.

– Мой жрец или я – это одно и то же, – ледяным голосом парировал Казимир.

Уголки рта Люкаса слегка опустились, придав ему выражение смиренного всепрощения, которое бывает у взрослых при виде закапризничавшего малыша.

– Может быть, мне все-таки следует отложить этот вопрос до тех пор, пока мы не останемся вдвоем? – продолжал настаивать он.

– Нет, Казимир, – вставил Торис. – Я получил ответ на свой вопрос. К тому же для господина Люкаса было бы позором проделать весь путь от Скульда и получить от ворот поворот.

Торис прошел между Мейстерзингером и Люкасом, чуть не упал, запутавшись в свой длинной рясе, и поспешно подобрал ее полы. Казимир молча смотрел ему вслед. Когда дверь за жрецом тихо затворилась, он повернулся к Люкасу.

– Надеюсь, твое дело действительно важное.

С лица барда исчезла его хитрая улыбка.

– У меня не бывает не важных дел, – Люкас сунул руку себе в карман и, порывшись там, извлек некий деревянный предмет, похожий на обрезок доски.

– Я сегодня проходил по базару и встретил там старьевщика, который торговал разным старьем. Среди его барахла я нашел вот это…