Сердце предательства

«Большой день», обещанный мне Комизаром, начался с примерки свадебного платья. Я стояла на деревянной колоде в длинном пустом помещении по соседству с его покоями. В очаге ревел огонь, помогая справиться с ознобом. Погода с каждым днем становилась все холоднее, а к утру лужа от дождя у меня на подоконнике превратилась в лед.

Я завороженно смотрела на языки пламени. Прошлой ночью я чуть было не проболталась Кадену. Я уже была на грани этого, но спохватилась, когда он сказал, что я затеяла опасную игру, в которой не смогу выиграть. Он прав, подумала я. Для провала достаточно одного неверного шага.

Признание вертелось у меня на кончике языка, но в памяти мелькнул самодовольный взгляд, которым обменялись Каден и Комизар. Они очень привязаны друг к другу. У них за плечами долгая история.

Я невольно почти восхищалась Комизаром.

Кто мог стать при нем лучшим Убийцей, чем Каден, такой безоглядно преданный, настолько верный, что и помыслить не мог бы о том, чтобы бросить Комизару вызов? Настолько верный, что даже в приступе ярости не выхватит нож. Каден – его должник на веки вечные, Убийца, который не может забыть предательство собственного отца и потому сам никогда не совершит подобного, даже если это будет стоить ему жизни.

– Повернитесь, – скомандовала Эффира. – Ну вот, теперь хорошо.

Вокруг меня суетилась целая армия портних, позволяя хоть немного отвлечься от тяжелых раздумий. Хотя для венданских свадеб не принято шить особые наряды, Комизар заказал для меня платье и изъявил желание наблюдать за процессом его создания. Прежде чем приступить к последней стадии работы, портнихи должны были получить его одобрение. Наряд шили в честь клана Меурази, а значит, по традиции, в работе должны были участвовать руки многих. Комизар определил цвет платья – алый, – и Эффира с подручными посвятили целое утро, подбирая ткани, ни одна из которых, казалось, не удовлетворяла их в полной мере. Наконец они выбрали лоскуты бархата, парчи и мягкой замши.

Лоскуты составляли и переставляли, как мозаику, накалывали и сшивали прямо на мне, и постепенно под их руками платье начало обретать форму. Трудоемкое и изматывающее занятие, когда шить приходится не в своих шатрах на джехендре, а под неусыпным взором самого Комизара.

Стоило ему кашлянуть или повернуть голову, как одна из портних роняла на пол булавки. Впрочем, замечания его не были ни сердитыми, ни резкими. Судя по всему, мысли Комизара явно блуждали где-то далеко отсюда. Таким я его еще не видела. Ульрикс зачем-то вызвал его из комнаты, и, хотя он и обещал вскоре вернуться, все мы вздохнули с облегчением. В отсутствие Комизара женщины заработали споро. Особенно много возни было с рукавами. На этот раз оба они были длинными – но плечо Комизар все равно велел оставить открытым, дабы не скрывать каву.

– Скажите, что вам известно о когте и лозе? – спросила я.

Женщины разом замолчали.

– Только то, что рассказывали нам наши матери, – в конце концов тихо откликнулась Эффира. – Нам было сказано ждать их, потому что в них – надежда на новый расцвет Венды. Коготь быстр и свиреп, лоза медленная и прочная, но оба сильны, каждый по-своему.

– А что вы знаете о Песни Венды?

– Которой из них? – спросила Урсула.

Женщины рассказали, что песен Венды много, их не одна сотня – то же говорил мне и Каден. Записанные тексты давно уничтожены, людьми и временем, но из памяти их слова не были стерты и уцелели, хотя теперь уже мало кто их помнит. По крайней мере, память о когте и лозе сохранилась, а в дальних кланах, обретающихся на болотах и в холмах, люди помнили и имя Джезелия. Слыша его, они вскидывали головы в каком-то радостном ожидании. Отдельные части песен Венды жили, были растворены в воздухе, коренились в глубинах сознания. Их знали.

Все записанные песни уничтожены. Кроме одной, которой владела я. И ее тоже кто-то пытался уничтожить.

Открылась дверь, все повернули головы, ожидая увидеть Комизара, но это была Каланта.

– Комизар задерживается. Возможно, надолго. Ему угодно, чтобы портные ожидали в соседних покоях, пока он не освободится.

Повинуясь приказу, женщины без промедления подхватили рулоны ткани и скрылись в другой комнате.

– А мне как быть? – спросила я. – Стоять вот так столбом в этих лоскутах, сплошь утыканных булавками, и дожидаться, пока он не изволит прийти?

– Да.

Я еле слышно зарычала.

Каланта улыбнулась.

– Как вы неласковы. Разве так уж трудно постоять в неудобной позе ради любимого?

Я хмуро зыркнула на нее, готовя язвительный ответ, но прикусила язык, будто увидев женщину по-новому. Она всегда держалась со мной отчужденно. И вдруг я вспомнила собственные слова, сказанные ей однажды. Мне кажется, ты немного заигрываешь с силой. С силой, которой она боится бросить вызов. Каланта, как дикая кошка, ходит кругами возле ловушки, пытаясь сообразить, как добраться до наживки и не угодить в капкан.

Она резко обернулась, словно почуяв, что я проникла в ее тайные мысли.