Лорин закончила с перевязкой, а когда выпрямилась, то первым делом залепила Джеку болезненный подзатыльник. Он ойкнул, вжал голову в плечи и посмотрел на нее со слезами и обидой в глазах.
– Какого черта вы пошли с той дрянью в комнату?! – прошипела Лорин. – Я велела оставаться на месте.
– Она сказала, что поможет, что знает тебя, дядю Алистера…
С тяжелым вздохом она положила руку ему на плечо. Это было тяжело сделать. Прикоснуться к собственному сыну ей было труднее, чем убить лживую стерву, новую «Лилиану Дюпон».
– Запомни: те кто знают дядю Алистера и меня – самые страшные наши враги.
Когда Лорин убрала руку, то испытала облегчение, и Джек тоже расслабился.
Лорин намочила скомканную рубашку водой и протерла лицо от пыли. Полноценно отмыться, а тем более принять ванну, предстоит некоро. На корабле это было бы роскошью. Но она тешила себя надеждой попасть в хаммам. Ей известна близ Бодрума одна турецкая баня, где за должную плату позабудут, что перед ними женщина, к тому же европейка, и обслужат, точно султана. Она протерла шею и грудь, представляя, как лежит на теплом мраморе, пока руки банщика возвращают жизнь в окаменевшее тело.
Шорох отодвинутой ткани и смущенный вздох заставил ее немедленно поправить платье. Недовольно обернувшись, она увидела Сафара. Он сделал шаг назад, опустив глаза, но не ушел.
– Я не поблагодарила тебя за помощь, – Лорин положила рубашку в таз с водой и вытерла руки о подол. – Спасибо.
Ассасин хмуро посмотрел на нее, взгляд сделал его похожим на Джека, получившего оплеуху: такая же складка губ, опущенная вниз, такой же упрямый подбородок и сдвинутые брови.
– У тебя Великий Могол?
– Бриллиант всего лишь легенда, – небрежно дернула плечом Лорин.
– Не лги! Та женщина пришла за ним. Она не ошиблась.
«Ошиблась, но не в этом». Лорин молча подошла к комоду, где была сложена одежда детей. Засунув руку под ворох тряпья, достала со дна льняной мешочек, в котором было полно душистых трав. И все же он был слишком тяжел для лаванды и мяты. На ладонь Лорин выкатился прозрачный, как слеза, но не идеальный камень. Его безнадежно испортили огранкой. Впрочем, Харди рассказывал, что это было уловкой. Огромный алмаз был умело разделен на два, и его лучшая часть была надежно спрятана. Разве можно скрыть что-то лучше, чем объявить несуществующим? А то, что держала в руках Лорин, было всего лишь тенью былого величия. Бесценной тенью.
– Значит… он существует, – Сафар завороженно смотрел на камень. У каждого, кто впервые видит такое богатство, даже если он ничуть не разбирается в драгоценностях и не любит их носить, возникает мысль: «сколько же это стоит»?! – Сколько он стоит?
– Множество жизней.
– Даже твоих детей? – жестко спросил Сафар.
Лорин встретилась с ним взглядом. Хотела бы она знать, о чем думает этот глупец! В его идеальном мире героев и злодеев не место сложным решениям.
– Он стоит куда дороже, чем ты можешь вообразить, – ответила она, пряча предмет спора обратно в мешок.
– Всего лишь камень!
– Больше, чем камень, – Лорин с тяжелым вздохом убрала драгоценность, отдавая себе отчет, что после ухода Сафара мешочек предстоит перепрятать. – Это символ власти. Как корона. И тот, к кому корона попадет, изменит судьбу мира.
– Чушь!
– Как хочешь, – она пожала плечами, не желая спорить. – Так может самое время нам разойтись? У твоей родины просторные земли. Отправляйся в любую сторону.
– Мне нужно в Бодрум.
– Кто бы сомневался, – Лорин спрятала улыбку, отвернувшись.
Ночью ее разбудил шум за перегородкой. Поднявшись на локтях, она убедилась, что дети мирно спят, завернувшись в простыни, точно в коконы. Тишина. Где-то дальше слышно, как храпят и сопят пассажиры. Скрип досок.
Лорин села, накинула на себя высохшую рубашку, подпоясалась. Рука достала нож из-под подушки. Отодвинула штору, за которой находилась койка Сафара. Пусто.
Обернувшись и убедившись, что дети все еще спят, она направилась к лестнице, вглядываясь в темноту вокруг. Нет, никого.
Сафар стоял у борта. Костяшки его пальцев побледнели от того, как он впился в перила. На щеках и ресницах блестели крошечные звезды, такие же мерцающие, как на небе. Лорин убрала оружие в ножны и подошла к нему ближе. Он наскоро вытер лицо рукавом, прежде чем обернуться к ней. Как же он разозлился, во взгляде пылала ненависть. Но ненависть к кому?
– Уйди, – глухо прорычал он, снова отворачиваясь.
– Зачем? – Лорин не стала подходить ближе. – Чтобы ты и дальше мог выбирать между долгом и жаждой мести?
Сафар посмотрел на нее через плечо:
– Что ты знаешь?
– Знаю, как тяжело тебе всякий раз спасать мне жизнь, мучая себя этим, – она медленно приближалась к перилам. – Ты не простишь, если я умру по твоей вине, и ненавидишь себя за то, что охраняешь убийцу.
– Замолчи.
– Кто бы ни мучил твоего брата, убила его я, – продолжала Лорин, глядя на него, и не упуская ни одного жеста, ни одного вздоха. – А ты все задаешься вопросом: не она ли его пытала?
– Хватит!
– Твой брат был воином. Воины редко умирают от старости.