"Сердце Шивы" (СИ)

- Ну, это же вы, Анна Викторовна. Вы во всяком наряде хороши.

- Что я слышу, Яков Платонович? Вы научились делать комплименты?

- Только учусь. До Коробейникова мне ещё далеко. А тебе самой нравится?

- Раджа сказал, что ходить в корсете мне сейчас вредно. Из-за ребёнка.

Она пристально глядела в лицо мужу и ожидаемо не увидела там удивления.

- Ну, вот как это называется, Яков Платоныч? – она легонько ткнула его в грудь кулаком. – Вы знали, а мне не сказали!

Муж крепко обнял её, пытаясь избежать дальнейшего наказания:

- Да не знал я! – попытался оправдаться он. – Догадывался, быть может. А сари тебе очень идёт!

- Сам не заметил, а теперь подольститься пытается! Все мужчины такие? Или только мой?

Ответом был короткий смешок и поцелуй, пришедшийся куда-то в ухо, потому что она отвернулась в последний момент.

- А я уже вообразила, что тебя отвратило моё превращение в Кали.

Муж оторвался от неё и посмотрел несколько изумлённо.

- Превратилась в Кали? Я не заметил.

- Правда? – выдохнула Анна с облегчением.

- Правда! Руки две, я проверял. Тяжко бы мне пришлось, если бы по мне стучали в четыре кулачка. О восьми и подумать страшно!

Анна хихикнула, снова утыкаясь ему в плечо. И правда, с чего она взяла, будто что-то изменилось? Он будет шутить, покуда живой. И как она могла когда-то на его шутки обижаться?

Снаружи послышались голоса дяди и Карима, возившихся возле костра.

- Нам нужен дом, - сказал Штольман, с трудом отрываясь от неё. – Не обязательно Тадж-Махал, но чтобы стены не тряпичные.

Анна снова рассмеялась, проводя ладонью по его щеке:

- Колючий!

Яков внезапно сорвался с места, буркнув:

- Я скоро! – и выскочил из палатки.

- Куда? – она только руки протянуть успела.

Нет, ну что это такое? Куда он опять? Она же собиралась его кормить!

- Пётр Иванович, - донеслось до неё. – Мне нужна ваша помощь!

- Чем могу, Яков Платоныч?

- Мне надо побриться.

- Это правильно, - одобрил дядя. – Никогда не слышал, чтобы женщине нравилось целовать ежа.

*

После завтрака Анна настояла на том, чтобы вернуться в затерянный город. Штольман не протестовал. Расстались с раджой миром, опасаться вроде нечего.

- А зачем? – только спросил он.

- Надо забрать твой пиджак. А то тебе скоро надеть нечего будет.

И то правда! Былой его гардероб, столичного ещё пошива, пережив полтора года затонской ссылки, в дороге таял на глазах. Как бы не пришлось по примеру Петра Иваныча в исподнем ходить!

Впрочем, у Анны, кажется, были ещё какие-то резоны, о которых она не спешила распространяться. Он не стал спрашивать. И так ясно. Опять духи!

Калидаса они не встретили. Город казался покинутым окончательно. Видимо, раджа вернулся в свои владения, когда опасность карательной экспедиции миновала.

Спешившись, Анна решительно направилась в сторону храма Кали. Штольман последовал за женой, мысленно подтрунивая над собой. Впрочем, он давно уже бегает за ней следом, надеясь, что успеет схватить в охапку и выдернуть из очередной неприятности, о которой она и думать не думает. Это ещё в Затонске началось, и едва ли когда-то изменится. Как тут говорят? Карма!

Анна Викторовна стремительно шагнула под своды храма, и тут же замерла, словно споткнулась. Яков аккуратно взял жену под локоток, опасаясь, что встреча с духом снова свалит её с ног.

Но падать Анна не собиралась.

- Странно, - сказала она, к чему-то прислушиваясь. – Раньше этот зал был полон духов. Просто звенело. А теперь силы здесь нет совсем. – она снова прислушалась. – Вся сила там!

И потянула его в какой-то тёмный проход, открывавшийся за изваянием богини-мстительницы.

Яков взял с поставца масляный светильник и торопливо последовал за женой, которая и не думала ждать его, спеша на потусторонний зов.

Проход привёл их в какой-то другой храм – более тёмный и обширный. На возвышении в алтарной части высилась женская статуя, в первый миг показавшаяся точной копией той – в покинутом зале. Но приглядевшись, Яков Платоныч понял, что это было не так.

Богиня плясала тот же танец, только восемь рук её с пальцами, сложенными в сакральных жестах, не несли ни оружия, ни атрибутов смерти. Вместо ожерелья из черепов на шее статуи была гирлянда цветов. А лицо богини, не искажённое гримасой, было спокойным и прекрасным. Во лбу, переливаясь огнём и пурпуром, сиял третий глаз.

- Знакомый камень, - пробормотал сыщик. – Так вот он откуда!

Анна молча кивнула, продолжая прислушиваться к чему-то такому, чего ему никогда в жизни не услышать и не постичь.

- Кали? – спросил он, пытаясь понять природу сходства двух статуй.

- Шакти! – Анна со значением воздела в воздух пальчик, так что сразу захотелось этот пальчик поймать и поцеловать. – Супруга Шивы.

- Однако! – усмехнулся Штольман. – Сколько ж их у него было?

Анна с досадой обернулась:

- Ну, как вы не поймёте, Яков Платоныч? Одна! Всегда одна. В каждой женщине есть верная Сати, нежная Парвати, безжалостная Кали. А вместе они – Шакти – Великая мать, воплощение женственности, любви и силы. Просто сердце Шивы всегда должно быть с ней – и тогда три ипостаси будут едины.

Это было слишком запутанно, но Анну явно вдохновляло.