Сердце старого Гарфилда

Джим Гарфилд лежал на грубой кровати. За ним умело ухаживал человек, нанятый Доком Блэйном вопреки протестам старика. Посмотрев на Джима, я снова поразился его невероятной живучести. Он был сутулым, но не сгорбленным, на руках проглядывали упругие мышцы. На лице, хоть и искаженном мукой, угадывалась природная твердость характера. В глазах, остекленевших от боли, я увидел неутолимую жажду жизни.

– Он бредит, – равнодушно сказал Джо Брэкстон.

– Первый белый на этой земле... – невнятно бормотал Джим. – На холмах, где никогда прежде не ступала нога белого человека... Слишком стар... Пришлось поселиться здесь. Не сняться с насиженного места, как в былые годы... Осесть тут... Хорошая была страна... до скотоводов и скваттеров. О такой стране мечтал Ивен Камерон... Его застрелили мексиканцы. Проклятие!

Док Блэйн сокрушенно покачал головой:

– У него все кости переломаны. До утра ему не дожить.

В этот момент Гарфилд неожиданно поднял голову и посмотрел на нас ясными глазами.

– Ошибаешься, Док, – проговорил он, задыхаясь; в груди у него свистело. – Я выживу. Что такое сломанные кости и скрученные кишки? Пустяки! Важно лишь сердце. Пока сердце стучит, человек живет. А мое – стучит. Послушай! Чувствуешь?

Он с трудом нащупал запястье Дока Блэйна, прижал его ладонь к своей груди и с надеждой вгляделся в лицо доктора.

– Правда, мощный мотор? – прохрипел он. – Надежнее бензинового.

Блэйн дал мне знак приблизиться.

– Потрогай. – Он пристроил мою ладонь на обнаженную грудь старика. – Сердце замечательное.

В свете керосиновой лампы я заметил мертвенно-бледный шрам, как от кремневого копья. Я положил руку прямо на шрам, и с моих губ сорвалось невольное восклицание.

Под ладонью билось сердце старого Джима Гарфилда, и впервые в жизни я обнаружил, что человеческое сердце способно биться с такой поразительной силой. Даже ребра вибрировали от его ударов, больше похожих на работу динамо-машины, чем на деятельность человеческого органа. Я почувствовал, как удивительная жизненная сила перелилась из его груди в мою ладонь и ползла по руке вверх, пока мне не начало казаться, что ему вторит мое собственное сердце.

– Я не могу умереть, – задыхался старый Джим. – Не могу, пока сердце бьется в груди. Меня можно убить только пулей в голову. И даже тогда я не буду по-настоящему мертв, до тех пор, пока бьется сердце... Хоть оно и не мое. Да, не мое. Оно принадлежит Человеку-Призраку, вождю липанов. Это сердце божества, которому поклонялись липаны, пока их не прогнали команчи с родных холмов.

С Человеком-Призраком я познакомился на Рио-Гранде, я там был с Ивеном Камероном. Однажды я спас вождя липанов от мексиканцев, и с тех пор мы связаны необыкновенными узами, их никто не видит и не чувствует, кроме нас двоих. Он пришел, когда узнал, что я нуждаюсь в нем – после той схватки в верховьях Локуст-Крика, где мне достался этот шрам.

Я был мертв – мертвее некуда. Мое сердце разрезали напополам, как бизонье после удачной охоты. Всю ночь мой должник колдовал, вызывал мой призрак из страны духов. Я немного помню тот путь. Было темно, я несся сквозь серую дымку и слышал, как рядом, в тумане, причитают умершие. Но Человек-Призрак вывел меня обратно.

Он вынул то, что осталось от моего смертного сердца, и вложил в мою грудь сердце бога. Но оно принадлежит ему, и он придет за ним, когда все будет кончено. Только оно и поддерживает во мне жизнь, только оно и дает мне силы, достойные мужчины. И время надо мной не властно. И пускай дураки называют меня старым брехуном, какое мне дело? Я-то знаю, что это правда. Слышите?

Его ногти глубоко впились в запястье Дока Блэйна. Глаза – удивительно молодые глаза на морщинистом лице – гневно сверкнули под кустистыми бровями.

– И все-таки, если нелепая случайность оборвет мою жизнь... сейчас или потом... Пообещайте... что разрежете мне грудь и вынете сердце Человека-Призрака. Оно принадлежит ему. И пока оно бьется в груди, мой дух привязан к телу, он никуда не денется, даже если череп расколоть, как орех. Живое сердце в гниющем теле... Обещайте!

– Хорошо, обещаю, – кивнул Док Блэйн, и Джим откинулся на подушку со свистящим вздохом облегчения.

Он пережил ту ночь. Не умер и на другую, и на третью.

Следующий день остался у меня в памяти потому, что я подрался с Джеком Кирби.

Люди многое прощают хулиганам, потому что не желают проливать кровь. Поскольку никто не взял на себя труд пристрелить Кирби, он возомнил себя грозой округи.

Он сторговал бычка у моего отца, а когда тот пришел за деньгами, подонок соврал, что уже отдал деньги мне. Я нашел Кирби в притоне бутлегеров, он хвастал, какой он крутой, и грозился выколотить из меня признание, что деньги заплачены, но я их прикарманил. Услышав это, я взбесился и набросился на него. Винтовкой, как дубиной, я врезал ему по физиономии, по шее, груди и животу. Наверное, прикончил бы, если б меня не оттащили.