Сердце убийцы

Арчи приходит в сознание с ощущением провала в памяти. Он по-прежнему лежит на больничной кровати в подвале. Но все здесь теперь по-другому. Кровать отодвинута к стене. Улетучилось зловоние гниющей плоти. Шеридан ищет глазами труп и не находит. Бетонный пол чисто вымыт. Раны перевязаны свежими бинтами, простыни на кровати тоже заменены. И сам он вымыт и чист. В носу держится запах нашатырного спирта. Арчи собирает в памяти обрывки воспоминаний, пытается сложить более или менее цельную картину последних событий.

— Ты беспробудно спал два дня, — раздается голос Греттен. Она предстает в новой одежде — черных брюках и сером кашемировом свитере; свежевымытые белокурые волосы гладко зачесаны назад и стянуты в блестящий хвостик.

Шеридан тупо моргает, все еще не в силах собраться с мыслями.

— Не понимаю, — с трудом выговаривает он слабым голосом.

— Ты умер, — объясняет Греттен. — Но я тебя возвратила. Десять миллиграммов лидокаина. Даже не знала, получится ли. — Она ослепительно улыбнулась. — У тебя, наверное, очень здоровое сердце.

— Зачем? — сипит Арчи, когда до него доходит смысл сказанного.

— Затем, что мы еще не закончили.

— Я закончил, — произносит Шеридан как можно тверже.

Взгляд Греттен становится строгим.

— А вот это не тебе решать. Никто тебя не спрашивает. Здесь все решения принимаю только я. А ты просто делай, что велено. — Психопатка наклоняется, ее лицо совсем близко, теплая ладонь прижата к щеке пленника. — Это же так легко, — ласково увещевает Лоуэлл. — Ты так долго и напряженно трудился. Без сна, без отдыха. Отягощенный бременем ответственности. И всегда все решал за других. — Детектив чувствует, как ее дыхание щекочет ему губы. Он слишком слаб, чтобы смотреть на нее. Он смотрит сквозь убийцу. — Теперь уже все уверены, что ты умер, милый. Прошло слишком много времени. Все знают, что чужие жизни у меня так долго не хранятся. Генри знает. Мне кажется, тебе надо радоваться. Ты больше никому не нужен. — Греттен улыбается и целует его в лоб. — Поздравляю!

Арчи продолжает смаковать этот поцелуй, даже когда Греттен начинает снимать повязку со шва, наложенного на хирургический разрез от конца мечевидного отростка до пупка. Даже когда его взгляду открываются черные стежки, стягивающие края рассеченной плоти.

— Припухлость уменьшилась, и покраснение тоже, — с довольным видом констатирует Греттен.

Шеридан смотрит, не мигая, в потолок. Он в западне. Прямо-таки садистский анекдот. Лоуэлл может годами держать его здесь в подвешенном состоянии между жизнью и смертью. В качестве подопытного кролика изуверских фантазий.

Но он хочет знать.

— Что ты собираешься сделать со мной?

— Подержу у себя пока.

— Сколько продлится это «пока»?

Греттен опять наклоняется, теперь уже глаза в глаза, и Арчи поневоле приходится смотреть на нее, на эти огромные голубые глаза, на слегка выгнутую бровь, на матовую кожу. Она лучезарно улыбается.

— До тех пор, пока тебе не понравится.

Арчи опускает веки.

— Я хочу спать.

Просыпается он от того, что Греттен опять вырезает у него на груди острым кончиком ножика. Пленник чувствует боль, но ему наплевать. Это мелочь, комариный укус. Боль служит признаком того, что он жив.

— Хочешь, чтобы я перестала? — спрашивает психопатка, не отрывая глаз от работы.

— Нет. Может, случайно перережешь артерию. — Голос едва теплится — горло все еще охвачено жгучей болью.

Греттен кладет ладонь ему на щеку и приникает губами к уху, будто собираясь поделиться секретом.

— А как же твои дети? Разве ты не хочешь жить ради них?

Перед мысленным взором Шеридана возникают родные лица Бена и Сары, но он тут же старательно стирает их из сознания, пока не остается ни пятнышка. Арчи отворачивается к стене и говорит:

— У меня нет детей.

— Сколько времени я здесь? — спрашивает он Греттен. Детектив окончательно потерял счет дням из-за непрестанных метаний между сознательным состоянием и беспамятством. Действительно, сколько времени прошло? Недели? Или уже месяцы? Он понятия не имеет. Опять идет горлом кровь. Это заметно беспокоит Греттен. Ее восхитительное лицо осунулось. Лоуэлл почти не отходит от Арчи, а он все время ощущает ее присутствие и знает, что этого убийца у него не отнимет. Чтобы доставить ей приятное, Шеридан старается не харкать кровью, но ничего не получается.

Греттен сидит рядышком. Вот она заправляет за ухо белокурую прядь и прижимает к его запястью кончики пальцев, считая пульс. Она стала необычно часто щупать пульс, и Арчи догадывается, что умирает. Он ждет очередного прикосновения ее пальцев, и эти пятнадцать секунд — единственное, чего ему надо от жизни. Когда желанный миг приходит, для Шеридана наступает абсолютный покой и умиротворение. Пленник смакует эти пятнадцать секунд и запоминает ощущение тепла на своей коже, чтобы продлить его силой воображения, когда Греттен уберет руку.

— Развяжи меня. — Чтобы заговорить, приходится в несколько приемов набрать достаточное количество воздуха в легкие, но все равно получается лишь едва внятный хрип.