— Дитер, я понимаю твое волнение, — как можно более уверенно проговорила я. Слова мужа звучали обидно, но я чувствовала его негодование, его боль за меня и нашу малышку. — Поверь, я волнуюсь не меньше и не сделаю ничего, что могло бы угрожать ребенку. Моя ошибка заключается только в том, что я села за игральный стол. Но откуда мне было знать, чем все закончится?!
— А должна была знать! — Дитер стукнул кулаком по столу. — Ты — будущая мать! Как можно быть такой беспечной?!
— Меня защищала родовая магия.
— И симпатичный альтарский капитан, который едва дождался, пока останется наедине со смазливым адъютантом?
Я в недоумении воззрилась на мужа. Шутит или нет? Его очки были непроницаемы, золотые спирали раскручивались в зеркальной мгле, на скулах играли желваки.
Не шутит.
— Никто не знает, кто я такая, — напомнила я. — Тем более альтарский капитан. Не надо ревновать, любимый.
— Тогда почему он провожает тебя взглядом каждый раз, когда ты проходишь мимо?! — с жаром воскликнул Дитер. — Смотрит так, как смотрел тогда, в императорском саду?! О, я догадываюсь, что это означает! Так смотрит мужчина на понравившуюся ему женщину. Это взгляд охотника, взгляд, зажигающий сердца!
— Но мое сердце отдано тебе, — возразила я, подходя ближе и беря его за руку. — Любимый, даже если капитан подозревает, что Мартин — не тот, за кого себя выдает, я все равно никогда не буду принадлежать никому, кроме тебя! — Накрыла его ладонь своей и принялась успокаивающе гладить. — А теперь у нас одно сердце на двоих. Оно бьется вот тут, внутри меня. — Я приложила вторую ладонь к своему животу. — Новое сердце, плод любви розы и василиска. Я буду драться за него так же, как дралась за тебя, Дитер. Ты помнишь?
— Помню, — медленно кивнул он, и золотое верчение в очках замедлилось. — Но как же мне больно видеть тебя в окружении других мужчин… Знать, что ты провела долгие дни и ночи с альтарским выскочкой…
— Надеюсь, ты имеешь в виду не Шэна? — улыбнулась я, прижимаясь к мужу.
Его губы дрогнули в ответной улыбке.
— Нет, не Шэна. Я говорю о капитане…
— Так забудь про него, любимый! — Я потянулась и поцеловала Дитера в шею. — Я помогла ему, когда он был ранен, но не чувствовала к нему ничего, кроме сострадания.
— А он? — скрипнул зубами Дитер. — О, я уверен! Этот прощелыга нарочно затеял «пьяную» катарангу, чтобы вывести тебя на чистую воду!
— И сам же поддавался мне.
— Не важно! Если снова увижу его рядом с тобой, клянусь, одним придорожным валуном станет больше!
Я засмеялась:
— Мой герой! Но, пожалуйста, давай не будем принимать поспешных решений? Я слишком соскучилась, чтобы тратить время на ссоры.
Дитер прижал меня к себе и шепнул на ухо:
— Мэрион, я так за тебя боюсь… за тебя и ребенка… не отдам! Никому!
— И не надо… — Я поцеловала его губы, скользнула ладонями по груди.
Дитер ответил с жадностью, словно мы не виделись целый год, а не одну ночь. Его руки оглаживали меня осторожно, боясь навредить, насыщали теплом и возбуждением. Я расстегнула его китель, завела пальцы под ткань рубашки, лаская его живот и опускаясь ниже. Дитер тихо застонал и перехватил мою руку:
— А если… кто-то зайдет? Увидит…
— Увидит что? — мурлыкнула я. — Что фессалийский генерал целует чужого адъютанта?
— Это звучит странно, — признался Дитер.
— А выглядит еще страннее, — рассмеялась я, расстегивая ремень. — Зато на ощупь… — Я нырнула рукой в брюки. — Мм… Неплохо!
— Мэрион! — выдохнул мой генерал. — Подожди…
— Не хочу ждать… — Я снова поцеловала Дитера в губы. — Ведь я провинилась? Значит, пришло время загладить свою вину.
Я скользнула вниз, мягко опускаясь на колени. Дитер был возбужден до предела, его пряный аромат сводил с ума, его упругость ощущалась на языке и в свою очередь заводила меня. Томление нарастало, как приливная волна, в ушах звенело, наше дыхание звучало в унисон, насыщая воздух электричеством и любовью. Я помогала рукой, Дитер гладил меня по волосам, постанывая и покачиваясь в такт моим движениям, но не перехватывал инициативу, позволяя вести эту партию мне. А я не спешила, и от одной мысли о том, что нас могут увидеть в такой пикантной ситуации, адреналин выстреливал в кровь и кожа покрывалась мурашками. Я почувствовала, как напряглись и начали сокращаться его мышцы, но не отпускала до последней сладостной судороги, до разрядки. И только когда в последнем томительном стоне Дитер выдохнул мое имя:
— Мэрион… — я наконец отпустила его, поглаживая и успокаивая. — О, Мэрион, — повторил Дитер и, разомлев, обнял меня.
Я прижалась к нему, все еще пребывая в томительном плену возбуждения. Волны накатывали, омывая изнутри. Наверное, это зрела моя любовь и текла через нас обоих, дарила одно дыхание на двоих, одно сердцебиение на двоих, одну нежность…
— Теперь я прощена, любимый? — лукаво спросила я, глядя на мужа снизу вверх.
Он улыбнулся и поцеловал меня:
— Безусловно. Только теперь моя очередь дарить удовольствие.
— Прямо сейчас? — рассмеялась я, продолжая ластиться к своему генералу. — Вы и вправду ненасытны, ваше сиятельство!