Сердце земли

– Когда гуляю здесь, у меня кружится голова, – продолжила Алира. – Когда я была девочкой, здесь бурлила жизнь. Но менее чем за пять десятков лет вековая история канула в Лету. Удивительно, как быстро разрушаются дома, если некому за ними присматривать! Иногда по ночам я слышу грохот, как от взрыва, и понимаю, что еще один из них рухнул. Мы как будто живем в военное время, вот только враг теперь – природа, первозданная, дикая и неумолимая. Только особняк Элехии, единственный сохранившийся островок цивилизации, пока избежал «захвата».

– Тебе наверняка живется несладко, – произнес Дамер.

Алире нравилось разговаривать с самой собой, а молодой человек внимательно ее слушал. Никто прежде так не поступал, ему будто и впрямь было интересно. И ему Алира не боялась рассказывать о себе.

– Через пару месяцев после отъезда семьи Аманды Алкиларе превратился в город-призрак. Улицы были пустынны, двери заперты, конюшни и птичники безмолвны, печные трубы холодны, мельницы и сушильни заброшены. Тогда родился мой брат Томас. В той спешке было некогда везти маму в больницу в Монгрейне. До сих пор с ужасом вспоминаю ее крики и плач младенца, прорезавшие тишину поместья. Некоторое время вся жизнь крутилась вокруг малыша. Старший брат Херардо страдал «синдромом принцессы», постоянно жаловался на живот, мало ел, нервничал, отказывался спать один, его постоянно тошнило. А для меня это событие стало глотком свежего воздуха, спасением от одиночества, примером того, как жизнь зарождается из ниоткуда. Я расстроилась на крестинах Томаса, которые совпали с моим первым причастием. Ему тогда был всего годик. Была скромная церемония в местной церкви, – она махнула рукой в направлении запада, – присутствовали только члены семьи. Священник сказал, что мессы больше проводиться не будут, потому что храм осквернили. Это слово прозвучало жутко и жестоко. Я навсегда запомнила день своего причастия, как Судный день для всего, что считалось незыблемым. Затем я вновь испытала ужас, когда пришлось ездить в новую школу в одиночестве. Мое детство закончилось внезапно. К психологам было обращаться некогда.

– Но ты ко всему приспособилась, – произнес Дамер, сжимая ее ладонь.

– Каждый сражается с демонами, как может. Херардо повеселел и получал отличные оценки. Кажется, он боролся со страхами с помощью пустословия, а плохое настроение маскировал излишней театральностью. А Томас подпал под влияние родителей, которых часто винили в недостатке энергичности. Жизнь в доме замедлилась и стала странной. Не могу точно сказать, что случилось с родителями, но они постоянно в чем-то друг друга упрекали. Как будто в глубине души они тоже хотели уехать, но не могли в этом признаться. Внешне они являли собой необъяснимый, но яркий пример силы духа пред ликом невзгод. Они полностью разделяли семейные обязательства, но более ничего их не связывало. Мы ни разу не слышали, чтобы они ругались, но и смеялись – тоже. Мы выросли, изменились и привыкли жить в атмосфере вечной холодности.

Алира устремила невидящий взгляд к горизонту. Казалось, она с возрастом обрела силу дикого плюща, пробивающегося сквозь стены и крыши зданий, пока те не рассыплются в пыль. Наверное, она слишком яростно цеплялась за камни… Дамер молча наблюдал за ней, пока женщина не очнулась.

– Жаль, что нельзя прожить вторую жизнь, – произнесла она, – чтобы использовать накопленные знания.

– Но мы встретились в первой, – возразил юноша, – а во второй такого может не случиться.

Алира улыбнулась:

– Мне нравится твой оптимизм. Ты во всем видишь только хорошее. Попробую тебя переиграть: для тебя это в любой жизни было бы легко. Вот только возраст хорошо бы изменить: я слишком старая. Хотя и не скажешь, что я помню моменты, которые другим кажутся средневековыми. Вот скажи, тебе известно, что когда режут и потрошат ягненка, у него отрезают часть грудины и подкидывают вверх, чтобы посмотреть, прилипнет ли мясо к крыше?

– Не знал. А зачем это?

– Потому что считается, что там обитает алмета, мистическое существо, дух жизни.

Дамер притянул ее к себе и обнял. Он дотронулся пальцем до ее груди и поинтересовался:

– Значит, здесь живет твоя душа?

Она кивнула, и юноша прошептал ей на ухо:

– Возраст только у нас в голове. Он означает лишь то, что мы становимся мудрее и опытнее.

– В теории – да, но на практике все иначе. Силы уже не те.

– После тех ночей я бы так не сказал, – произнес он насмешливо, нежно поцеловав ее.

– Зато утром я встаю измученная бессонницей, – отвечала она в том же тоне, отстраняясь, чтобы отдышаться, – в тридцать такого бы не случилось. – Ее тон снова стал серьезным. – И дело не только в усталости.

Ее слишком многое волновало, но женщина не хотела нарушать таинство ночи. Только не тогда, когда аристократическая семейная атмосфера и тревога из-за пропажи Дунии занимали ее мысли. Дамер был ее наградой за каждый прожитый день и придавал ей сил для следующего.